Читаем Ты избран полностью

Внезапно ряды контейнеров оборвались – автобус выскочил на эстакаду, внизу открылось пространство Круга. Хитросплетения транспортной развязки и высокие изящные здания Юго-Восточного портала, имевшего величественный статус Главной Резиденции, поразили наше воображение, но предаваться впечатлениям нам было некогда – настал момент выходить. Перебравшись через Круг, автобус стал тормозить прямо на верхотуре, на насыпи – остановка располагалась над пешеходным тоннелем, ведущим к расположенному по ту сторону Шоссе заброшенному посёлку, который взрослые называли Пятидесятка.

Пятидесятка – значит, пятидесятый километр по Шоссе. Это если от Инаркт. В Инаркт всегда так меряют – от столичной стрелки. Правда, мосты, где Шоссе пересекает Уарату, вовсе не от столицы считают, а от Космодрома. А у нас, в Кодде – наоборот: точкой отсчёта полагают нашу стрелку Шоссе, торжественно именуемую Океанской. И, по правде сказать, с нашей стороны Шоссе тоже имеется посёлок с аналогичным названием. Только наша Пятидесятка – глухомань, крошечная придорожная деревенька. А эта была призвана стать гордостью колонии – не просто ближайшим к Космодрому населённым пунктом, а ещё и визитной карточкой, символом всяческих успехов.

Правительство постоянно держало Пятидесятку ухоженной. Ровные ряды домиков и садики при них действительно выглядели ну просто как на картинке. И поэтому было особенно обидно, что в Пятидесятке никто не жил постоянно. Даже таможенников там было не удержать – они предпочитали ездить на работу на автобусе из города. Не было там даже собак. Единственные, кто порой останавливался ненадолго, – водители тяжёлых грузовиков из Кодда. Для них были выделены специальные служебные квартиры, а машины свои они оставляли на Кругу, зная, что там их никто не тронет.

Я часто пытался выяснить, почему люди не любили это место. Ясное дело, в связи со слабым грузопотоком на Космодроме было мало постоянной работы. Но селились же люди там, где ничего вообще не было! Вдоль всего Шоссе были специально предусмотрены для этого особые места – сделаны съезды, подходящие площадки размечены, подведены волноводы, вода… Через каждые десять километров можно было строить посёлки – по обе стороны Шоссе. И во многих местах построили. И жили. Некоторые из них разрастались, некоторые увядали – но это нормально, наверное. И только Пятидесятка у Космодрома всё время выглядела какой-то искусственной.

И сколько с ней бились! Правительство принимало какие-то программы… Но всё заканчивалось только очередным ремонтом домиков по весне. К зиме же опять вечерами ни одного огонька в домах Пятидесятки не светилось.

А правда состояла в том, что люди в массе своей вовсе не стремились в космос, а может, даже и побаивались его. Их мировоззрение ограничивалось рамками жизни своей общины, а голова вмещала только повседневные проблемы, да и те не все сразу… Они жили планетой. Они так и называли себя – планетяне. Космодром с его фантастическими мирами, астрономическими расстояниями и астрономическими же ценами на перевозки с точки зрения таких людей выглядел, вероятно, как что-то ненужное, бесцельное.

Но я всегда думал, что дело в другом. Наверняка какая-то нотка, какая-то тайная мысль о других планетах, о сказочных мирах всё-таки должна была жить у каждого в душе. И со временем, в рутине повседневной жизни, она трансформировалась в некое подобие подсознательного чувства вины. Вины перед этими мирами, где уже никогда не побывать, перед делами, которые уже нипочём не провернуть… А такой груз на душе никому не нужен. И уходящие с Космодрома ввысь громадины звёздных кораблей только раздражали бы занятых бытовыми проблемами людей, едва улучивших минутку, чтобы полить свой палисадник… Вот и пустовала Пятидесятка.


От остановки автобуса до того места, где начинался Первый мост, было километра три. Пока мы шли, волоча тяжёлые рюкзаки со снаряжением, нас никто не остановил, не окликнул. Просто некому было. Теоретически мы находились в транспортном центре нашей планеты, но на километры вокруг кроме нас не было ни одной живой души. Такова была реальность.

Впрочем, у каждого из порталов Космодрома всегда можно найти людей, которых называют Песчаными. Это особый народ – охрана Космодрома. Космодром настолько грандиозен, что ему проще решать свои проблемы именно так: нужна охрана – проще создать целый народ. Люди самые обычные, а Песчаными их назвали за униформу жёлтого цвета. Это символизировало близость к Жёлтой Полосе – официальной линии границы, очерчивающей лётное поле по периметру. И за этот периметр Песчаные выходили очень редко. Говорили – один-два раза в жизни…

Перейти на страницу:

Все книги серии Чёрная игла

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Час Быка
Час Быка

Ученый-палеонтолог, мыслитель, путешественник Иван Антонович Ефремов в литературу вошел стремительно и сразу стал заметной фигурой в отечественной научной фантастике. Социально-философский роман «Час Быка» – самое значительное произведение писателя, ставшее потрясением для поклонников его творчества. Этот роман – своеобразная антиутопия, предупреждающая мир об опасностях, таящихся е стремительном прогрессе бездуховной цивилизации. Обесчеловеченный разум рождает чудовищ – так возникает мир инферно – непрерывного и бесконечного, безысходного страдания. В советское время эта книга была изъята из магазинов и библиотек практически сразу после своего выхода в свет. О ней молчали критики, а после смерти автора у него на квартире был произведен обыск с целью найти доказательства связи Ивана Ефремова с тайным антисоветским обществом.

Иван Антонович Ефремов

Социально-психологическая фантастика