-Миша, для чужих людей, вы с ним слишком хорошо знаете друг друга! Мыслите почти одинаково. Да, предлагал! И место начокруга тоже…
-И, Вы … согласились? – Зотов взволнованно смотрел на меня.
-Как бы не так!- ехидно улыбнулась я, - Мне, Мишенька , и здесь неплохо! И потом, как же я буду за тобой присматривать, если в другой конторе буду?- мой весёлый смех слегка озадачил его.
-Нет, серьёзно?! – удивился он.
-Вполне! Да, и с завтрашнего дня ты не старший опер,исполняющий обязанности, а начальник криминальной полиции! Дела принимай, Михаил Евгеньевич!
-А… как же Савицкий? - недоумевал он, - Это по просьбе отца?
-Нет, Миша, это мой личный приказ! - строго ответила я.
-Спасибо, Ирина Сергеевна! - он молча встал из-за стола и вышел…
========== «С ума сходят поодиночке» ==========
Прошло два дня. Начальник криминальной полиции ходил мрачнее тучи. Вернее, как тень. Сам потерянный, на подчинённых срывался не в тему. Потом, вообще, «окопался» в своём кабинете и никуда не выходил.
Савицкий и Ткачёв случайно увидели, как Зотов свой пистолет разбирал и собирал несколько раз на дню. Своими опасениями поделились со мной: «Ирина Сергеевна! Может, у него совсем кукушка съехала?»
Что-то беспокойно мне стало! Зашла к нему в кабинет:
-Миш, я не понимаю! Раз сто тебе звоню по внутреннему телефону – ты трубки не берёшь!
-Извините, Ирина Сергеевна! Я опять плохо спал, - еле говорит, на нём лица нет. Глаза больные, как у смертельно уставшего человека.
-Да, что ж такое-то?! Миш, ну подстрелил ты мальчика из отцовского пистолета, дотащил ты его. Все, ведь, живы и здоровы!?
-Это первый раз, когда я доброе дело сделал… и … последнее, - он поднял на меня полные слёз глаза, с трудом сдерживаясь, - Я с матерью с тех пор не разговаривал… до самой смерти.
«Сейчас в моей душе поселилось очень знакомое мне чувство: леденящий душу ужас.
Отец за украденный пистолет , наотмашь, нещадно бил Мишку ремнём. Избил до потери сознания. Мать всё это видела, но, вмешиваться не стала. Мальчишка звал её, просил о помощи. А она … просто ушла в свою комнату, потом сильно напилась…»
Враз, что-то подступило, сжало горло спазмом. Трудно говорить. Больно.
Ему, оказывается, ещё хуже, чем мне! Душа снова заполняется всеми чувствами сразу. До отказа. До рези в глазах.
Смотрю на него с сочувствием, сожалением:
-А сколько она прожила?
-Двенадцать лет, - он усилием воли отогнал непрошенные слёзы, - И каждый год, за неделю до этого дня, она приходит ко мне во сне. Просит, чтоб я простил отца. Постоянно. А я пью.
-Вот как?!
Он поднял на меня измученное лицо, полные боли и отчаяния глаза и, как будто, взмолился:
-Я устал. Я так хочу покоя!- вздохнул очень тяжело…
Что я могла для него сделать? Попыталась, хоть как-то, выразить своё сочувствие:
-Я понимаю. Я, наверное, должна что-то сказать… Но, не знаю, что…
Поднимаюсь с места. Уйти? Нет, нельзя его сейчас оставлять одного! У него же пистолет! Ещё, не дай Бог, с собой что-нибудь сделает. Карпов – тот матёрый волк был, а крыша поехала - вон, сколько дел натворил! Зотов слабее его. Что же делать-то?
Обхожу стол, приближаюсь к нему. Он сидит, опустив голову вниз. Весь - сгусток боли и нервов. Как мне выразить ему своё сопереживание? Положила ладони ему на плечо:
-Миш, всё будет хорошо! – хотела уверить, успокоить его, что ли?
Зотов поднял на меня лицо, смотрит отчаянными глазами, а на губах – странная улыбка. Он тихо говорит:
-Уже никогда не будет хорошо. Это останется навсегда здесь, - он стукнул кончиком указательного пальца себе в висок, - И здесь! – коснулся ладонью сердца. Горько усмехнулся:
-Ир, я уже застрелиться хотел! – его отчаянная улыбка пугает меня.
Так же улыбался Карпов, а потом были «двадцать минут его свободы». Страшно!
Он продолжил:
-Хотел. Только знаю, что и это не поможет. И ничего не изменит.
-Миша, ну, что за мысли дурные?! Не смей!
Не могу подобрать слов. Безумно жаль его. На секунду опять стало не хватать воздуха. Но, я справилась. В груди стало горячо. Не было никакой пустоты и апатии. Стало больно и горько. До слёз. Этот тридцатилетний парень так и остался с израненной душой и закаменевшим сердцем подростка. У меня, ведь, тоже сын есть! Осторожно (скорее, по-матерински) обнимаю его за плечи, прижимаю к себе его голову. А он…
Он обхватил меня обеими руками за талию, доверчиво уткнулся лицом мне в китель, и начал рыдать, как ребёнок! Хочу его успокоить, глажу по вздрагивающим плечам, по голове. Нечаянно задеваю ладонью лицо. Оно всё мокрое от слёз. Они текут, не переставая. Господи, какие они горячие - меня даже обожгло!
Если бы отец не обошёлся с ним тогда так жестоко, а выслушал и понял его! Или мать заступилась! Возможно, он не стал бы таким.
Чувства ко мне вернулись, и это радует. Но, их оказалось так много! Не могу справиться с ними: слёзы подступили и невольно потекли по моим щекам. А я продолжала гладить его по щекам, вытирая с них его горючие слёзы. «Несчастный мальчишка!» - подумала я.