Ты не сбежишь

Миксаев усмехается, но как-то совсем не весело, без привычной чертовщины в глазах.

– Не бойся, Лера, я тебе ничего не сделаю. Я приехал с просьбой.

С просьбой? Влад? Ко мне? Ещё раз: с просьбой?

– Мне нужно уехать на неделю-две, Элла тоже в командировке. А больше и некого попросить.

Я не верю в то, что слышу. Ни капельки. Ему некого больше попросить кроме Эллы или меня? Попросить о чём?

Влад расстёгивает куртку и вытаскивает из-за пазухи котёнка. Тот явно недоволен, что его, пригретого и сладко дремлющего, вытащили на холод и ветер.

– Он может пожить у тебя? Не только же ушлёпку мою квартиру обссыкать, а тебя он уже вроде как пометил.

Я молча хлопаю глазами, пытаясь понять, часть игры это или Влад действительно просит меня о чём-то. Он сейчас так разительно отличается от того демона, с которым я столкнулась в клубе. Я не знаю, не пойму, как реагировать. Но моё оцепенение прерывает шерстяной белый комок, начинающий истошно возмущённо пищать.

– Да, хорошо, – беру котёнка в руки, стараясь не прикоснуться пальцами к руке Миксаева, и тоже засовываю его за пазуху.

Котёнок беспокоится, всё ещё мяукает, выпускает коготки, проткнув мне платье и царапнув немного кожу на груди. Шиплю на него, пытаясь прижать плотнее, чтобы он успокоился, что и срабатывает. Однако как всегда, когда я отвлекаюсь, Влад этим пользуется. Моргнуть не успеваю, как он преодолевает эти два метра и оказывается очень близко. Ловит двумя пальцами прядь моих волос, треплемую ветром, и мне даже кажется, глубоко вдыхает.

– Тогда в клубе всё было слишком.

Мои слёзы, липкий скотч на запястьях, твёрдый стол под грудью. И ужас, топящий все остальные эмоции.

– Всё с самого начала было слишком, Влад, – котёнок полностью затихает, и я даже начинаю ощущать лёгкую вибрацию его мурлыканья, хоть царапинки на груди и саднят.

Влад наклоняется, а я даже сдвинуться не могу, только чувствую, как сильно толкается сердце, согретое кошачьим благодарным урчанием.

– Это ничего не меняет, Лера, – говорит так близко от моих губ, что я чувствую на них тепло его дыхания. – Я всё ещё жду тебя.

– Этого не будет, Влад, – отвечаю, прикрыв глаза, чтобы не тонуть в чёрной бездне его взгляда.

– Посмотрим.

Он прикасается своими губами к моим. Не целует, не раскрывает, а просто легко мажет сомкнутыми. Я делаю шаг назад, впиваясь пальцами руки, которой не придерживаю котёнка, в острый угол буквы-подвески. Боль немного отрезвляет, возвращая в мою голову хоть микроскопический кусочек разума. И я просто смотрю, как он садится на мотоцикл, разворачивается и газует, даже не надев шлем. И я так и не вернула ему браслет.

Глава 46.

Влад

Макс засовывает телефон в задний карман и морщится. Сломанные рёбра ещё болят, а одной рукой неудобно всё делать, потому что вторая в гипсе. И его это нехило бесит. Досталось ему от тех ублюдков из городка его Малины прилично. Впятером суки оттоптали. Хорошо, Рома дёрнулся, когда узнал, что Макс рванул в этот Мухосранск, и мы поехали следом. Успели почти вовремя.

Неделя прошла, Ларинцева только выписали из больницы вчера, а он уже всех врачей задолбал вопросами, когда можно будет вернуться в танцзал. И цифра в полгода его не устроила. Делать нечего, придётся конфетке-балерине отвлекать его эти полгода как сможет, потому что лучше не знать Макса, которому запретили танцевать. Не представляю, если мне нельзя будет взять в руки гитару. Чокнусь.

Он достаёт пачку сигарет, открывает её зубами и вытаскивает одну, подношу зажигалку, за что получаю полный презрения взгляд. Гордый, смотри.

– Как поездка? – спрашивает, когда справляется со своей зажигалкой.

– Никак, – пожимаю плечами. – Там ничего нет. Пустые чёрные стены.

– А соседи что говорят?

– Да то же самое, что и родители. Квартиру мамы с папой вскрыли через неделю после аварии, жили какие-то бомжи, а потом был пожар. Ничего не осталось: ни фоток, ни вещей. Там вообще в этом посёлке какие-то неблагополучные живут. В те годы, вроде бы, было всё по-другому, а сейчас заводик прикрыли, народ вообще разъехался.

– Зато теперь ты знаешь точно. Правильно, что решился.

Давно надо было, сам не знаю, что меня держало. Не хотелось верить приёмным родителям, что там нет ничего. Сидела надежда, что а вдруг в той малогабаритной двушке на окраине пригородного посёлка есть что-то о маме и папе. Алёна говорила, что они искали, но там всё сгорело, абсолютно всё. Так и было. В подъезде соседи сказали, что квартира забита досками, и продать не могут от поселковой администрации никому, потому что хозяин непонятно где.