— Знаю, – прижался он к моим губам. — Поверь, я тебя знаю. Мне похрен, какой у тебя любимый цвет, и что ты предпочитаешь на завтрак. Мне плевать, кого ты считала подругой, кого врагом, и на прочие мелочи, которые все считают важными. Я ТЕБЯ знаю. Знаю, как лучше. Люблю. И не отпущу, что бы ты не думала сейчас. Ты ведь о побеге думаешь, да?
Я помотала головой, Демьян жестко усмехнулся, и снова поцеловал.
Жестко. Фиксируя мой подбородок. Впился своими губами, раздвинул рот языком, и поцеловал. Без нежности, он порабощал меня, показывал, кто главный. Доминировал, подчинял. Снова.
И я ответила. Ненавижу себя за это, но не он один целовал – я отвечала. Каждую секунду хотела оттолкнуть, броситься за пистолетом, но обнимала, цеплялась за его жесткие волосы, и отвечала на поцелуй.
— Развернись, упрись руками в стойку, – хрипло скомандовал Демьян, оторвавшись от моих губ.
Он тяжело дышит. Кулаки сжимает, разжимает. Ширинка выпирает, и меня это огнем опаляет – его сумасшедшее желание, больше на одержимость похожее. Оно во мне ответ вызывает, жар в животе, тягучую влагу, и слабость – ту, которая заставляет быть послушной, потому что будет хорошо.
— Нежностей сегодня не будет, – я обернулась, уперлась руками в барную стойку, и Демьян сдернул низ моей одежды.
Я осталась в белье.
В тонких трусиках.
— Расставь ноги шире, и прогнись.
Всхлипнула, и подчинилась ему.
Мужчина провел ладонью по моей промежности, обтянутой бельем, и слегка надавил.
— Влажная. У тебя белье мокрое, любовь моя. Нравится, когда жестко? – помассировал пальцами мою промежность, задевая клитор. — Ответь.
— Да.
— Что «да»?
— Нравится. Жестко, – выдохнула я, и Демьян спустил с меня трусики.
Я перед ним открыта, ноги расставлены, поза бесстыжая. Он близко, я чувствую трение ткани его брюк, чуть царапающих нежную кожу. Выгнулась сильнее, чтобы плотнее чувствовать, но Демьян жестко зафиксировал мои руки.
И я услышала, как он расстегнул ремень. Ширинку. Шорох белья. А затем к моим ягодицам прижался его член – налитый, твердый, возбужденный.
Я и сама возбуждена. Не знаю алкоголь это, стресс, или его близость на меня так действуют. Не хочу ни о чем думать. Хочу попрощаться с Демьяном, я заслужила.
— Такой вид, – прошептал он, прижался к моей спине, обхватив член ладонью, и надавил, насаживая меня на себя. — Черт, в тебе охуенно, Алина.
Меня распирает его эрекция. Демьян медленно вошел в меня, заставив прогнуться до боли в спине, и началось безумие.
Его ладони впились в мои бедра. Больно, до синяков, по комнате разносятся влажные, пошлые шлепки. Член вбивается в меня быстрее, еще быстрее, так сильно, что почти невыносимо. Боль и наслаждение. Кусаю губы до крови, но стоны срываются.
— Сильнее, – попросила-прорыдала, и подалась ему навстречу.
Я натянута на него как перчатка. Кажется, будь он на миллиметр больше – порвал бы. Но мне плевать, на все плевать. Это такой кайф – отдаваться полностью, без остатка. Пусть берет все, что есть – мне не жаль.
Теперь я знаю, что такое жестко, и это мне тоже нравится.
Движения его сильны, я слышу хрипы, невыносимо хочется целоваться. Но и в этой позе есть своя прелесть – я беззащитна перед ним, как жертва перед диким зверем. Ягодицы горят, промежность натерта, Демьян ласкает меня пальцами, просунув между нами руку.
И долбит.
Быстро.
И я кончаю. Ярко и сладко, с примесью боли. Извиваюсь в его руках, сокращаюсь, но мужчине плевать. Он эгоистично таранит меня, подходя к своему пику.
— Демьян, – хнычу, скребу ногтями по стойке, и он изливается в меня.
Кончает бурно, стонет, не стесняясь. Выплескивается в меня, наполняет спермой. Движения члена уже медленнее, ленивее, он не торопится покидать меня.
И затихает.
А затем отстраняется.
По бедру, когда его член выходит, начинает стекать белая жидкость.
— Понравилось?
— Да, – прошептала, повернулась к нему, и сама потянулась за поцелуем.
Демьян сейчас такой родной. Роднее у меня нет. Может, я погорячилась, надумала ерунды? Может… может, не стоит ничего делать? Может, не стоит своими руками уничтожать то, что я успела полюбить?!
— Я в душ, – он оторвался от меня. — Хочешь со мной?
— Я… я позже. Мне нужно подумать, – опустила глаза.
Мне нужно подумать, и решиться, что же делать.
Демьян пошел в душ, походка твердая, а у меня не тело – вата. Нега по телу разлита. И… сумка ведь в коридоре валяется.
А в ней пистолет.
Я медленно, на плохо слушающихся ногах пошла, подняла сумку, и замерла в нерешительности. Я ведь не убийца. Но Демьян – да, убийца. И смерти заслуживает.
А еще я люблю его.
— Что же делать? – спросила я саму себя.
— … подорвали ее машину? – донесся до меня приглушенный голос Демьяна из душа. — Хм, Лариса допрыгалась. Она жива? Да похуй мне… нет… Волынов? Хм, держи в курсе. Этого следовало ожидать.
Подорвали… доигралась… жива…
— Лариса, – прижала ладонь ко рту, чтобы не заорать.
Перед глазами картина взрыва. Лара, моя маленькая сестренка, которой я косички плела, которую в школу водила, которая… которая да, стала невыносимой, но это все возраст, и характер ее. Но я ведь люблю ее, и она… жива?!