Ты никогда не исчезнешь

Я вышла из комнаты — что мне еще оставалось?

Савина Ларош по-прежнему была в большой комнате, пыталась расчистить место в невероятном бардаке, чтобы разложить промокшую одежду Тома. Амандина об этом не позаботилась, зато первым делом переоделась в длинное расшитое сари.

Я позволила себе передышку. Я сломя голову примчалась на ферму сразу после звонка Савины, бросив Габи с лазаньей, которую на этот раз приготовил он.

Когда я приехала, Том лежал в постели и бормотал, что ему очень жаль, но он не виноват, что сильно испугался, потому что был совсем один, и убежал, потому что на него накинулись пчелы.

Пчелы? Верно ли я расслышала? Неужели Том страдает апифобией, как Эстебан?

Савина Ларош тоже дернулась, но ее задело другое.

— Ты был совсем один?

Шове, видевшему Тома, показалось, что перед тем, как побежать по его лугу, тот разговаривал у источника с мальчиком примерно того же возраста. Зачем Тому это скрывать?

— Неважно, — отрезала Амандина. — Мы никогда не узнаем, что правда, а что выдумка. У Тома слишком богатое воображение.

Казалось, происшествие уже почти забыто. С ума сойти.

Ее сын едва не погиб, упав в водопад, а Амандину, похоже, это волнует не больше, чем если бы он поскольз­нулся в душевой кабинке. Как только истерика и паника отступили, этот случай будто стерся из ее памяти. Я с трудом удержалась, чтобы не выложить ей все, что думаю. Сколько раз за то время, что я работаю, мне встречались безответственные матери, которые реагируют лишь эмоционально, которые...

— Доктор, сколько я вам должна?

Амандина закрыла за собой дверь комнаты Тома. Теперь она говорила в полный голос, все тем же безапелляционным тоном.

От изумления я не ответила. Я только что оказала ее сыну неотложную помощь, бросила Габриэля одного посреди ужина при свечах, через пять минут после ее звонка я была здесь — и ей уже не терпится выставить меня из дома?

Амандина повторила вопрос — будто хотела поскорее с этим разделаться, будто ничего не произошло, будто завтра Том сможет как ни в чем не бывало крутить педали, плавать, встречаться с пчелами.

— Доктор, сколько я вам должна?

— Нисколько, — так же холодно ответила я и, не выдержав, прибавила: — Тому очень повезло. Он мог... погибнуть... утонуть... Надо... надо лучше за ним смотреть.

Открыв дверь, Амандина, все такая же бледная в своем шитом золотом платье, протянула мне белую руку:

— Прощайте, доктор.

Когда я выходила, Савина Ларош схватила свою шерстяную куртку и улыбнулась мне. Это можно было расценить как благодарность. Она расцеловала Амандину, ласково на нее глядя, — так смотрят нянюшки, лучше матерей умеющие обращаться с детьми.

— Я вас провожу, доктор Либери. 24

Беззвездная ночь поглотила нас, как только мы вышли за порог. Моя машина была припаркована в нескольких метрах от дома, у входа во двор, Савина Ларош поставила свою чуть подальше. Я уже полезла за ключами, но Савина положила руку мне на плечо.

Я вздрогнула, как будто меня в темноте зацепила невидимая ветка.

— Мадди, нам надо поговорить. Можно мне называть вас Мадди?

Я не возражала. Наверное, мне тоже надо было выговориться.

— Я не против.

Мы прошли мимо наших машин. В Фруадефоне ни один фонарь не горел, мы ориентировались только по ночным звукам: плеску воды под мостом, пению жа­бы, шуршанию веток.

— О чем вы хотите поговорить?

— Мадди, я привыкла говорить начистоту, так что ничего от вас скрывать не стану. Я собрала сведения. Насчет вас.

И Савина выложила мне все, что она узнала: Сен-Жан-де-Люз, Этрета, фотографии в моем фейсбуке, Эстебан, расследование Лазарбаля, внешнее сходство с Томом...

Вот это да!

Откуда она могла так много узнать? У меня на страничке только фотографии и несколько внешних по­дробностей моей жизни — лакированный фасад, за которым я укрылась.

— Мадди, вы ведь поселились здесь, чтобы быть ближе к Тому, да? Потому что этот мальчик похож на вашего сына. Вашего погибшего, утонувшего сына.

Как она добыла сведения? Через Лазарбаля? А известно ли этим полицейским, что такое профессиональная тайна? Я лихорадочно думала. Конечно, я бы­ла готова к тому, что рано или поздно мой секрет раскроют. Об исчезновении Эстебана десять лет назад писала пресса, мое имя появлялось в газетах. В наше время никто не может убежать от своего прошлого. И мне ничего не оставалось, кроме как быть предельно откровенной.

Мы шли между рядами каменных стен. Хлопнул ставень в доме перед нами, скорее всего, заброшенном, из окна соседнего с ним пробивались крохотные черточки света — может, в нем два призрака смотрели телевизор?

— Прислушайтесь к моим словам, Савина... Я же мо­гу вас так называть? Том не просто двойник Эстебана. Все намного, намного сложнее.