Ты никогда не исчезнешь

«Фруадефон, 0,5 км», — сообщил очередной указатель. Слева — тупиковый путь к горному приюту. Я сбавила скорость. Никогда я так тщательно не соблюдала ограничения скорости на этих пустых дорогах. Сказанные Томом слова крутились у меня в голове: «Мне нравится слушать песни и потом подбирать ноты». Способность точно воспроизвести услышанную мелодию — признак абсолютного слуха. У Эстебана тоже был этот дар. Дар, которым обладает меньше одного процента людей.

Мимо указателя с надписью «Фруадефон» я проползла на скорости около 30 километров в час. Но это все, мы приехали. Я остановилась у источника, достаточно близко к ферме, чтобы Том не удивился, и достаточно далеко, чтобы оттуда не видна была моя машина.

Он заерзал, ему не терпелось вылезти.

— Спасибо... Мадди.

Он уже взялся за ручку двери. Стараясь не делать никаких резких движений, я улыбнулась ему и мягко придержала за рукав свитера. Главное — не напугать его.

— Минутку, Том. Самый последний вопрос. Шове вчера сказал нам, что здесь, у источника, перед тем как ты стал убегать от пчел, был еще какой-то мальчик. Шове даже уверял, будто ты с ним разговаривал. Но ты... ты сказал нам совсем другое.

Испуганный взгляд Тома терзал мне душу. В тех редких случаях, когда Эстебан мне врал, я никогда не повышала голос, заставляя его признаться во лжи. Мне казалось, что наша дружба распадется. Наверное, все мамы так думают. Но ни один ребенок не сбежал от матери навсегда, поругавшись с ней. Я невольно повысила голос:

— Шове незачем врать. Том, это важно. С тобой был другой мальчик?

Похоже, Том испугался. Похоже, я его напугала. Он скорее всхлипнул, чем ответил:

— Да.

Я снова ему улыбнулась. Прикоснулась к его щеке, хотя понимала, что не должна этого делать, но мои пальцы узнавали каждую клеточку его кожи, каждую ямочку, каждую слезинку, готовую скатиться из уголка глаза к носу.

Том замер. Я прошептала — секреты можно открывать только шепотом:

— Ты знаешь, как его зовут?

— Я... не могу этого сказать.

— Почему?

— Есть... есть вещи выше нашего разумения.

Последние слова Том произнес как затверженную молитву. Его еле слышный голос пробивался, как пробивается струйка воды по пересохшему руслу. Будто его рот был полон камней и каждое слово на них натыкалось. Я не могла допустить, чтобы он так страдал, я должна была его обнять, и я склонилась над ним...

Том тут же отшатнулся и вцепился в ручку, стараясь открыть дверь.

Она не поддавалась, он нажал сильнее, стал ее трясти, тряс и тряс, не зная, что я заблокировала переднюю пассажирскую дверь. Что он не сможет улететь, пока я не решу выпустить его на волю.

Я погладила его по плечу, чтобы успокоить, чтобы он снова повернулся ко мне.

— Не бойся, Том. Я только хочу узнать. Как зовут этого мальчика?

Моя рука лежала у него на плече. Я чувствовала, что он дрожит всем телом. Я знала, что могу его успокоить. Что он узнает мое тепло, мою нежность. Я должна бы­ла защитить Тома. Я была уверена, что он в опасности. Мне надо было выяснить, что это за друг, что это за мальчик, его ровесник, который никому ничего не сказал и который был бы виноват в смерти Тома, если бы мы его не нашли.

— Я только хочу узнать имя этого мальчика.

Его лицо, такое красивое, исказилось. Лоб собрался в глубокие складки. Последние слова, которые он произнес, были точно вырваны у него:

— Его зовут... Эстебан!

— Эстебан?

Эстебан?

Он действительно произнес это имя?

Значит, Том знал Эстебана?

Том его видел? Говорил с ним? Шове ошибся! Том разговаривал сам с собой, он говорил с Эстебаном в своей голове. Или Эстебан говорил с Томом. По сути, это одно и то же. И это последнее доказательство того, что...

Я отвлеклась, и Том забарабанил по стеклу, надеясь, что помощь придет, но кто, кроме меня, мог ему помочь в этой безлюдной деревушке?

Еще секундочку, Том, умоляю тебя, подожди чуть-чуть, Эстебан, у меня еще столько вопросов к тебе. Никто тебя не услышит, дверь не откроется, но я ничего плохого тебе не сделаю, я только хочу...

Внезапно распахнулась задняя дверца, и не успела я опомниться, как громадная лапища просунулась в машину, открыла дверцу Тома и выпихнула мальчика наружу. Я не успела пошевелиться, как лапища вновь просунулась внутрь, схватила меня за ворот, сдавила так, что я едва не задохнулась, и потащила, словно мешок. Куртка зацепилась за рычаг коробки скоростей, треск рвущейся ткани, лицом я проехалась по коже пассажирского кресла. И грохнулась на землю, ободрав до крови локти и колени о черные камни.

Надо мной навис здоровенный бородач с татуировками на шее и запястьях. Он примерился меня пнуть, но сдержался и только рявкнул:

— Сука! Не лезь к моему ребенку!

VI Задержание Возвращение серфера 29