Ты спишь?

Накрашенные губы Мелани приоткрылись, готовые произнести что-то еще, но тут ее взгляд замер на мне. Она выпрямилась и холодно проговорила:

— Давно мы не виделись.

Я испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, тетя права: именно Мелани Кейв виновна в наших страданиях. Это она завела роман с отцом; она так отвратительно справилась с работой матери, что вырастила убийцу; она связалась с Поппи Парнелл и превратила нашу трагедию в шоу. Хотелось плюнуть ей в лицо, бросить: «Лучше бы мы вообще никогда не виделись!» С другой стороны, Мелани Кейв тоже была жертвой — либо несчастной женщиной, чей сын совершил немыслимое, либо, если Поппи Парнелл права, женщиной, чьего сына несправедливо приговорили к пожизненному заключению. Она в общем-то не виновата в том, что хочет освободить Уоррена. Мелани, как-никак, его мать.

Однако моя собственная мать лежит в гробу, и за это должен кто-то ответить.

— Вам здесь не место, миссис Кейв, — сказала Эллен.

Мелани пропустила замечание мимо ушей. Она не моргая смотрела на меня.

— Пора сказать правду.

Я в изумлении уставилась на нее.

— Миссис Кейв, — твердо повторила Эллен, — не вынуждайте выдворять вас отсюда.

— Закрой рот, — с неожиданной свирепостью рявкнула на нее Мелани. — Мой сын чахнет в тюрьме, а эта дрянь, — она ткнула в меня пальцем, — живет себе припеваючи.

Я хотела возразить — мол, Мелани все напутала, — но она еще не закончила.

— Я прошу лишь одного: пусть она скажет правду! Пусть прекратит врать и признает, что она не видела моего сына в ту ночь. Ничего она не видела. — Мелани вновь переключила внимание на меня, опять замахала пальцем перед моим лицом. — Ничего ты не видела!

— Так! — Эллен встала. — Хватит. Уберите от нас свои ведьмовские когти с дешевым маникюром.

— Он провел в тюрьме двенадцать лет! — не унималась Мелани. — Всю молодость! А ты до сих пор держишь глухую оборону и отказываешься говорить. — Она склонилась ко мне совсем близко, я увидела пульсирующую на виске жилку, уловила приторный цветочный запах крема для лица. — Ваш отец был порядочным человеком, чего не скажешь об остальных членах семьи.

Упоминание отца потрясло меня настолько, что я утратила дар речи.

— Я подходила ему больше, чем ваша чокнутая мать, и он это понимал. Ты потому и соврала про Уоррена? Чтобы забрать у меня сына? Чтобы наказать? С тебя станется, мстительная дрянь.

Я наконец обрела голос и прошипела:

— Я не Лани, карга ты старая!

Мелани недоверчиво сощурила глаза, густо накрашенные тушью.

— Тогда передай своей сестрице, что я хочу с ней поговорить.

— Прекратите! — громко перебила тетя. — Я не позволю мучить племянниц. Вы уже и без того много бед наделали.

— Это я-то бед наделала? — Она презрительно хмыкнула и попятилась из зала, наставив на меня палец. — Я с тебя глаз не спущу, Лани. Ты в курсе, что от тебя требуется. Скажи правду.

— «Глаз не спущу»? — насмешливо повторила Эллен, когда за Мелани закрылись двери. — Это что, угроза? Она думает, мы ее боимся?

Я засмеялась вместе с Эллен, но по спине пробежали мурашки.

* * *

На крыльце у дома нас ждали тетины подруги. Они принесли сыр, крекеры и вино. Тетя А., которая весь день сохраняла удивительное присутствие духа, при виде такого участия расплакалась; подруги тут же окружили ее, стали обнимать и успокаивать. Я дождалась, пока тетя вынырнет глотнуть воздуха, и сообщила, что иду наверх отдыхать. Закрыла за собой двери прежней спальни, задернула шторы, отгородившись от тускнеющего света дня, в темноте легла на кровать и проверила телефон. Четыре пропущенных звонка от Калеба и шесть непрочитанных сообщений.

Его голос в трубке был теплым и тягучим. Как бы я хотела лежать сейчас дома, в объятиях Калеба, и прислушиваться к его несвежему дыханию…

— Милый, прости. Ты спал?

— Хотя не должен был. Проклятая смена часовых поясов. Пора бы уже привыкнуть. Ничего, справлюсь. А ты, любимая? Как ты?

— Так себе, — призналась я, и горло сдавило. — Сегодня была церемония прощания. Очень… тяжело.

Я горела желанием рассказать больше, послушаться приказа Мелани Кейв (пусть и направленного не по адресу) и открыть правду. Выложить все: как меня мучительно скрутило при виде маминого тела, какую немыслимую душевную боль я испытала, когда поняла — мои напрасные мечты о воссоединении с мамой никогда не сбудутся; какой пыткой стало для меня известие о том, что моя сестра-близнец вышла замуж за моего первого любимого мужчину и родила от него ребенка; какой безмерно виноватой я ощутила себя за то, что бросила тетю. Однако я не смогла произнести ни слова. Между мной и Калебом лежало минное поле лжи.

— Господи, Джо, представляю, до чего тебе плохо. Очень сочувствую. Как Эллен?

— Как и следовало ожидать. Нам всем тяжело.

— Жаль, что меня нет рядом. Я должен приехать.

— Нет, милый, — резко возразила я. Даже не видя его, я знала, что он сидит в кровати и уже тянется к ноутбуку с намерением купить билет в Иллинойс. — Ты даже бодрствовать сейчас не в состоянии. Чем ты здесь поможешь?

— Ничего, выпью таблетку кофеина. Я должен быть рядом. Я тебе нужен.

«Пора рассказать правду!» — кричал мой разум.