Ты только живи

Такси мы не дождались. Возможно, в туристический сезон они и появлялись в Лаккоме, но сейчас ни малейших признаков данного вида транспорта мы не обнаружили. Да и кого было возить? Улицы деревни словно вымерли: либо все жители, кроме булочника и старушки, дружно ушли в море на ловлю рыбы, либо еще не поднимались.

— Ну, что будем делать? — проговорил я.

Словно в ответ на мои слова в конце улицы, ведущей на площадь, послышался шум мотора.

«Надо ловить, — решил я. — Вдруг он как раз едет в эту Хору?»

На площадь выехал темно-синий, в грязноватых подтеках «ниссан». За рулем сидел мужчина лет тридцати с темными курчавыми волосами.

Я махнул рукой, он затормозил и опустил стекло. Из салона доносились негромкие звуки музыки.

— Ористе?

Лида заговорила с ним по-гречески.

Мужчина покачал головой, что-то ответил, и я разобрал лишь слово «Камариотиса».

Все ясно: ему не по пути.

В следующий момент водитель добавил еще что-то, и Лида перевела:

— Вообще-то ему в Камариотису, но за пять евро он даст крюк и отвезет нас в Хору.

Выбора не было.

Я кивнул, и мы загрузились в машину.

Узнав, что на Самотраки я впервые, шофер выключил приемник и добровольно взял на себя обязанности гида. Через пару минут я узнал, что остров был населен еще за две тысячи лет до нашей эры, что когда-то здесь проживало несколько десятков тысяч человек, но сейчас осталось менее трех тысяч, и что большинство населения занимается рыбной ловлей, разведением скота и выращиванием оливок.

— А вон Фенгари, — махнул рукой водитель. — Самая высокая гора на Самотраки, более полутора километров.

В просвете между деревьями по правой стороне мелькнула окутанная тучами зазубренная вершина.

Фенгари, Фенгари… что там говорила о ней Инна? Что-то вроде того, что линия, проведенная на карте Георгием Апостолиди, проходит через вершину Фенгари.

Минут пять спустя мы миновали указатель поворота на Камариотису, потом деревушку с названием Алония; вдали, у подножия гор, показались красные черепичные крыши Хоры.

— Между прочим, столица острова, — объявил наш гид. — Где вас высадить?

— Если можно, поближе к замку.

Шофер кивнул.

— Пятнадцатый век. Построен итальянским родом Гателлузи, которые в то время владели островом. Но на вашем месте я начал бы с Палеополи. Там интересный археологический музей.

«Так бы мы и поступили — если бы были туристами», — подумал я.

Попетляв некоторое время в узких, идущих на подъем переулках, машина остановилась.

— Дальше не могу, потом не развернусь, — объявил «экскурсовод». — А замок — вон он.

Я расплатился.

Мощеная большими темными камнями улица вела к развалинам, над которыми, словно обломки зубов, виднелись остатки двух квадратных башен. По обе стороны улицы стояли белостенные оштукатуренные домишки, разительно отличавшиеся от тех, которые привык видеть в Беларуси я.

26

В одном из дворов мы заметили фигуру пожилой женщины, накладывавшей что-то в стоящую на земле жестяную миску. Внушительных размеров черный пес стоял рядом, радостно и нетерпеливо повиливая хвостом в предвкушении трапезы.

Лида окликнула ее. Женщина повернулась и, выслушав вопрос, указала на соседний дом.

Как раз в этот момент на его пороге возник парень с забинтованной рукой на перевязи. На правой скуле его красовалась немалых размеров ссадина. Заметно хромая, юноша побрел вглубь двора, являя собой живую иллюстрацию опасностей лихачества на мотоцикле.

— Племянничек, — пробормотал я. — Это написано у него на физиономии.

Моя спутница позвала молодого человека. Тот обернулся и подошел к нам. На вид племяннику Спироса — если это был он — было лет двадцать. У него были густые темные волосы, квадратный волевой подбородок, правильной формы нос. Выразительные карие глаза вопросительно взглянули на нас.

— Скажи, что мы хотим поговорить с господином Спиросом, — попросил я Лиду.

Девушка перевела, и он сказал что-то, из чего я выловил лишь имя Харлампия.

— Приглашает нас в дом. Дядя готовит завтрак.

Ну что ж, воспользуемся греческим гостеприимством.

Мы последовали за парнем и в следующую минуту оказались в небольшой комнате, насыщенной запахами жареного мяса, долетавшими из кухни.

Я огляделся.

Возле стены стоял продавленный диван, застеленный старым покрывалом, в одном углу комнаты возвышалась обшарпанная тумбочка с допотопным телевизором, в другом — этажерка с несколькими разлохмаченными книгами. С потолка свисал старомодный пыльный абажур. Зато на столе, стоявшем у противоположной стены, лежал вполне современный ноутбук и несколько компакт-дисков. С обратной стороны полуоткрытой двери я заметил прикрепленный скотчем плакат полуобнаженной Бритни Спирс — не то чтобы я очень разбирался в современной музыке, просто я видел фото этой модной певички в журналах своего сына. Слово «Spears» было перечеркнуто черным фломастером и над ним написано «Spiros». Я хмыкнул, оценив юмор молодого человека.