Ты у него одна

Она выразительно провела ладонью над своей головой, продолжая внимательно отслеживать реакцию тети Зины. Она не обратила внимания на то, что ее собственное обращение к пожилой женщине перескакивает с «вы» на «ты» и обратно. Тут уж не до манер, тут главное вовремя заметить.

Так и есть, бабуленция побледнела, лицо ее сделалось почти пергаментным. А передник, в который она кутала кисти рук, заходил ходуном.

– Это делали вы! – не спросила, нет, вполне твердо обронила Эмма и, прервав судорожный клекот, вырвавшийся из горла тети Зины, ударила себя кулачком по коленке. – Кто вас подсылал ко мне с этими конвертами?! Ведь это вы мне их подбрасывали! Так?!

Тетя Зина обреченно кивнула, упершись подбородком в грудь.

– Сколько их было, тетя Зина? Четыре, пять?! Сколько вы оставили себе? Говорите честно, если действительно хотите насладиться благами, дарованными вам «божью благодатью», – не удержавшись, съязвила Эмма. – Так сколько?!

– Пять… – прошептала старушка и вдруг ухнулась перед ней на колени. – Не губи, Эмка! Не губи! Бес попутал! Лукавый меня натолкнул. Как открыла конверт-то, да как глянула внутрь-то, так и обмерла… Куда тебе столько-то?! У тебя же все есть! А мне хоть старые кости понежить на таких-то пуфах…

– Кто вам их передавал? – потребовала Эмма, силясь подавить брезгливое чувство к такому проявлению человеческой алчности. – Кто этот человек?! Это очень важно, поймите. На карту поставлены жизни, кстати, и ваша, может быть, тоже. Вы видели этого человека?!

– Нет, нет, нет, вот те крест! – Тетя Зина проворно вскочила с колен, забыв про радикулит, и принялась садить себя кулачком в грудь. – Всякий раз в почтовый ящик клали мне. Потом баба какая-то по телефону звонила. Оставляла мне эти… как их… инструкции. Во сколько отнести. Как подложить и все такое…

– В полночь позвонить в дверь – это тоже ее инициатива?

– Да! Иди, говорит, и позвони, когда конверт положишь.

– А зачем? Ничего не говорилось, с какой целью все эти психологические атаки предпринимались? Что я должна была делать?

– Нет… – Взгляд тети Зины снова завилял. – Нет…

– Теть Зина!!! – Желание вскочить с места и как следует тряхнуть соседку за плечи стало почти невыносимым. Настолько невыносимым, что Эмма судорожно впилась пальцами в мягкую ткань обивки. – Говори!!!

– Ох, господи, – судорожный вдох-выдох, звучное сморкание все в тот же передник и, наконец… – Не было ничего такого. Велено следить было: кто к тебе приходит, кто уходит, куда ты сама ходишь, с кем разговоры ведешь.

– И вы все как на духу выкладывали? – Эмма, подавляя неприязнь, встала и подошла к соседке. – Тетя Зина, это не просто мое любопытство, поверьте. Ну?!

– Ничего я такого ей не говорила! – Тетя Зина испуганно отпрянула от Эммы, словно боясь нападения с ее стороны. – Ничего, что могло бы тебе навредить. Говорила то, что все видали. Когда и на сколько Данилка приходит. Так это не секрет. Про бабу на машине с этим ребенком рассказала. Так ты сама за ним голышом выскочила, об этом потом бабы весь день судачили. Говорили, что Эмка совсем башку потеряла. Да и как не потерять: то родители погибли, то свекровь лежачая была, а ты ухаживала. А теперь вот муженек в другую сторону лыжи навострил. Не успел одну кралю на погост отнести, как тут же другую завел…

От этих слов у Эммы в груди тут же начало препротивно печь, больно отдавая в левый бок. Туда, где находилось сердце. Заставляла же себя не опускаться до такой вот мелочной бабской ревности, а поди же ты… Все равно скверно. Пусть он, возможно, и недостоин ее ревности, но заставить себя не ревновать не получилось. Кровь тут же забурлила и прилила к щекам, и Эмма, совсем того не желая, спросила:

– И кто же она? Кто эта новая его пассия?

– Не знаю, Эмка. – Тетя Зина подхватила край передника и отерла глаза. – Честное слово, не знаю. Слыхала от баб, что чья-то дочка. Какого-то не то бандюги, не то депутата, хотя это сейчас, наверное, одно и то же.

В памяти мгновенно всплыл образ дочки «дяди Гены», томной и строптивой Ланочки. Неужели же почтила родные пенаты своим присутствием? Неужели же прискучили ей англичане с их чопорностью и правильной речью? Нет… Этого просто не может быть! Ланка (а Эмма помнила это со школы) не могла сесть за стол, если рядом находился кто-то классом ниже: шофер либо домработница. Станет ли терпеть подобная леди рядом с собой мужика, которому ничего не стоило высморкаться на ветер… Хотя у той точно имелся «Ягуар». Кажется, еще по весне ей об этом пела в уши Лизка. Черти бы побрали муженька ее мутного!!! Ни в чем и никогда нельзя быть уверенной, имея дело с ним.

Расстроившись первые несколько минут, Эмма вдруг с удовлетворяющей душу мстительностью подумала: «Как бы повела себя собственница Лана (если это, конечно, она), узнай она о вчерашней бурной сцене в ее, Эмминой, спальне? Смогла бы допустить до своего роскошного тела Данилу, узнай она, с какой неистовостью он ласкал собственную жену?..»