Ты умрешь красивой

– Я не вовремя? – Тень остановилась у их столика. Это была невысокая, ладная девушка в черном: водолазке с длинными, закрывающими середину пальцев, рукавами, короткой юбке, плотных колготках и ботинках с шипами.

– Привет, Зоя, – махнул ей Герши, не поднимая головы. – Садись.

И продолжил играть клавишами, заставляя Тьерри корчить рожи.

Повисла неловкая пауза. Зоя – было в ней нечто готически-вампирское, можно сказать, даже сатанинское, если бы не ангельское личико и большие печальные глаза – мягким кошачьим движением сняла с плеча черную сумочку с длинной цепью и, положив ее на столик, села рядом с Верой. Та машинально утерла губы, перепачканные в кофейной пене, и сдвинулась в сторону.

– Я сестра Эмиля. – Зоя разомкнула густо накрашенные красным губы, блеснув ровным рядом белоснежных зубов. Томная и нежная, с длинными черными локонами, гибкими пальчиками – на каждом по тонкому, изящному кольцу, ноготки покрыты черным лаком. Вера бросила взгляд на ее кулон вороненого серебра, изображающий змею, которая кусает свой хвост. По Юнгу, это был символ саморазрушения.

– Это Зоя. – Герши оторвался от экрана и выпрямился. – Искусствовед, гид по Парижу, выпускница Школы Лувра, наш медиум. Вера Максимова, психолог из Санкт-Петербурга.

– Салю, дорогая. – Зоя коснулась щекой ее щеки. В нос Веры ударил приятный аромат парфюма – что-то пряное, индийское, но с нотками мандаринового масла, флердоранжа и сандала.

Она улыбнулась, ее черные брови сложились в умильный домик. На миг Вере показалось, что перед ней механическая кукла «Монстр Хай» в человеческий рост.

– На самом деле я вовсе не медиум. Это сейчас называется иначе. Я занимаюсь кадровым профайлингом – помогаю подобрать персонал, исследуя анкеты претендентов на должности. Эмиль – хороший спец. А мне интересно поучаствовать. Изучать искусство – значит, изучать и сущность человеческой природы, сущность бытия.

Улыбка у Зои была едва заметная, взгляд из-под ресниц скользил куда-то вниз и вбок, будто она обращалась к монитору ноутбука. Но на слове «бытия» она обратила темные, увлажненные глаза на Веру.

– Простите, у меня минус восемь и линзы новые, никак не привыкну, – она смахнула слезу с длинных ресниц. Радужки ее глаз казались большими и черными из-за линз, сливались со зрачками и делали ее похожей на инопланетянку. Узкий подбородок, высокий лоб, бледные скулы, обрамленные черными волосами, и эти кроваво-красные пухлые губы – она будто прилетела с Марса.

– Итак, я закончил, твоя очередь. – Эмиль снял наушники и передал сестре. Чуть приподняв провода, он сдвинул тяжелой ноутбук в ее сторону.

– Что, врет мальчишка? – слабо улыбнулась она и, не ожидая ответа, надела наушники, склонившись к экрану. Близоруко сощурила глаза и нажала на «плей».

В отличие от своего брата, она не заставляла мальчика на видео кривляться, гоняя видео вперед-назад. Тихо, неподвижно и почти не дыша, она смотрела так, будто хотела запечатлеть в голове каждую наносекунду. Тонкими пальцами крутила провод наушника, завивая его в кольцо, расплетая и завивая вновь.

Эмиль скрестил на груди руки и откинулся на спинку диванчика, смотря в окно. Вера украдкой следила за его неподвижным, как у сестры, профилем. Они были похожи лишь отдаленно. Эмиль – тощий, лохматый и угловатый, сидел, скруглив спину, наклонив подбородок к груди. Зоя – гладкая, округлая, как кошечка, и, несмотря на то, что сидела прямо, едва доставала ему до плеча. Оба одеты в черное, со смоляными волосами – причем это не был их естественный цвет. Неужели ходили в салон вместе? Оттенок идентичный. Или красили друг друга? Прямо у себя в квартире, где-нибудь на мансардном этаже…

Вера вспомнила «Мечтателей» Бертолуччи, захламленную, типично парижскую квартиру, похожую на лавку на блошином рынке, в кухне которой сто лет не мыли посуду, с окнами на крыши города, такую же, как Зоя, темноволосую Еву Грин. Эх, поколение Нетфликс! Мы мыслим кинематографическими клише, образами персонажей, режиссерскими идеями… Постмодернизм не закончился, он пронизывает нас острой стрелой, убегающей куда-то в будущее.

Наконец Зоя отодвинулась от экрана, сняла наушники, медленно и протяжно вздохнув, будто пробуждающаяся от вечного сна ацтекская статуя, и откинулась на спинку дивана. Руки ее легли на колени, она пальцами провела по кожаным складкам юбки и капрону колготок.

Эмиль повернул к ней голову и выпрямился. Вере, сидящей между ними, пришлось откинуться назад, чтобы не мешать беседе.

– Мальчик не чист, – после долгой паузы проговорила Зоя с неохотой. – Но боится.

– Я того же мнения, – жарко начал Эмиль, тотчас раскрыв свою истинную сущность классического холерика: огонь в глазах, вспыхнувший лихорадочный румянец, пальцы впились в мышку. Он принялся отматывать видео назад. – Классический утаиватель – истинным чувствам проявляться не позволяет.

– Мать – актриса, – согласилась Зоя. – Могла привить такой паттерн.