Ты умрешь влюбленной

Ксавье не смог дотянуться и прыгал вокруг высокой черной фигуры Эмиля, чертыхаясь и покрывая его последними словами. Сильвия глядела на них снисходительным взглядом, словно на дерущихся малышей. Особого удивления она не выказала, лишь скрестила руки на груди и поджала губы. Вот это выдержка! Ведь ей сорвали вечер памяти. Потом Вера вспомнила, что она занимается балетом, и все встало на свои места. Как солдат армии «Безупречных», не меньше. Страшный человек!

Эмиль отклонил рукой скачущего Ксавье, встряхнул головой, как пес, разбрызгивая воду с волос, и потянул носом воздух.

– У вас вкусно пахнет! Слышал, ресторану «Пон Д’Азур» дали третью звезду Мишлен. – Шмыгнув между Сильвией и Даниелем, он ускакал по лестнице на второй этаж, перепрыгивая пять-семь ступенек зараз.

Вера с облегчением почти упала в свое кресло, без сил откинувшись на спинку. Даниель посмотрел на детектива с веселым удивлением и тотчас повернул за ним, Сильвия отправилась следом, за ней Ксавье. Кароль повезла дедушку Абеля к решетчатым дверям лифта у лестницы, а тот, вскинув руку, вопил:

– Скорей, скорей, родная, наверх, а то все пропустим к чертям!

Оскар кинулся за дядей Филиппом, который, опираясь одной рукой о стекло витражей, другой отстукивая тростью по ножкам кресел, скульптурам и колоннам, решительно шел на звук уходящей толпы.

Вера не могла заставить себя подняться. Пережив такое нервное потрясение, она опустошила все свои внутренние батарейки, по телу разлилось блаженное бессилие и тепло радости – Эмиль здесь, все скоро закончится. Он не приехал бы просто так. Он привез доказательство чьей-то вины!

Вера проводила затуманенными глазами дядю Филиппа, поднимающегося по лестнице, – Оскар успел подхватить его под локоть, – и встала.

Зайдя в зал, она едва не повалилась от хохота. Эмиль восседал за накрытым к ужину столом в центре залы, которую все здесь заслуженно звали Маленьким Версалем. Его черный мотоциклетный костюм еще блестел капельками дождя, шлем лежал на чьей-то тарелке. Сам он напихал рот сыром, держа в одной руке палку багета, в другой бутылку дорогого Божоле Крю и бесцеремонно пил вино прямо из горла. Этакий Ипполит Георгиевич, только французский.

Все стояли у двери, не зная, как реагировать на подобную бестактность. Официант, которого, он, видимо, заставил откупорить вино, стоял рядом и с виноватым видом смотрел в пол. Белая салфетка свисала с его согнутой руки.

Эмиль поднялся раньше, чем выскочил на середину Ксавье.

– Спокойно. – Шеф выставил в его сторону ладонь и дожевал. – Я был зверски голоден. И очень устал с дороги. Господа и дамы простят мне мое нетерпение?

Он делано склонился в полупоклоне.

– Что вы себе позволяете? – вскричал Ксавье. Его лицо пошло красными пятнами, кулаки сжимались и разжимались.

– Держите себя в руках.

– Кто вас выпустил?

– Я сам себя выпустил. После того, как доказал, что мои компьютеры тоже были взломаны. То, что меня подставили, было понятно сразу, но лишь мне одному, как ни печально. Остальным понадобилось время. И вот я тут. И не с пустыми руками. Ведь я попал на вечер памяти Рене Ардити? Так не пора ли назвать имя его убийцы?

От этих слов всем стало не по себе, но никто не посмел ничего сказать. Сильвия стояла рядом с дедушкой Абелем и держалась за ручку его кресла. Ее брови были вздернуты и изогнуты в классической «морской волне». Такой же рисунок был у Кароль, у Даниеля, Ксавье и означал эмоцию страха.

Не боялись только дедушка Абель и дядя Филипп, прислонившийся к стене у дверей, ведущих на лестницу. Дождь продолжал барабанить по стеклам и крыше. Вера пыталась вычислить, чей пятачок в пушку, но внезапно ее разобрал смех. Она хрюкнула, спрятав за ладонью рот. Ее взгляд перехватил Даниель и тоже улыбнулся.

Вера начала смеяться, словно от щекотки.

– Десять негритят отправились обедать, – сквозь смех выдавила она, – один чего-то там, и их осталось девять.

– Вера, не каркай! – остановил ее Эмиль, повысив голос. – И вообще, кто тебе позволил замуж выходить?

Он посмотрел на нее долгим укоризненным взглядом, в котором все же сквозила насмешка.

– Мы вернемся к этому позже. А теперь… мне надо сказать пару слов Филиппу Ардити.

И Эмиль резко, как мог только он и, наверное, Брюс Ли, схватил со стола тарелку, швырнув в него, точно фрисби. К всеобщему удивлению, дядя Филипп подхватил тарелку, прежде чем та впечаталась ему в живот, и тотчас выронил ее.

– Безусловные рефлексы никто не отменял. – Эмиль сел за стол, схватил вилку, насадил на нее кусочек горгондзолы и отправил в рот.

Никто больше на него не смотрел с возмущением. Эмиль просто ел и продолжал пить Божоле Крю прямо из горлышка, а все смотрели на Филиппа.

Тот поднял руку и медленно стянул с лица темные очки. Вера увидела, что разрезом глаз и надбровными дугами Даниель похож на дядю. Филипп смотрел на Даниеля, тот смотрел в ответ. Булькающие звуки, с которыми пил Эмиль, пока происходила эта немая сцена, придавали всему оттенок иронии злых бунюэлевских комедий.