Тысяча бумажных птиц

Как я могла быть такой идиоткой? Я была уверена, что Гарри хочет того же, чего хочу я сама, – но теперь я боюсь смотреть в зеркало. После двух бокалов вина я вижу там свою мать. Она въелась в мое лицо, от нее некуда деться. Я противна сама себе. Как избавиться от потребности в одобрении? Почему Г.?..

Цветы на подоконниках погибли. Уже три недели я не слышу его шагов на гравийной дорожке. Иногда мне грезится, что он здесь, за окном. Сегодня вечером я нарисовала сердечко на запотевшем стекле и написала в нем имя одной из моих дочерей. Я прижалась лбом к стеклу, и наши взгляды встретились. Я увидела его через «о» в «Вайолет». Но потом он исчез.

* * *

– Давай притворимся, что сейчас солнечно и тепло, – бормочет Джона.

Октябрьское небо хмурится дождем, который еще не пролился, но вот-вот прольется. Голубь стоит посреди тротуара, наблюдает, как Джона и Хлоя подходят к воротам Виктории. Они оба в шапках и теплых пальто.

– Давай не будем притворяться. – Хлоя хватается за руку Джоны, не давая ему сунуть ее в карман. – Просто пройдемся под серым небом, держась за руки. Вместе.

Несмотря на ее кажущееся спокойствие, она вновь и вновь вспоминает, что было сегодня чуть раньше. Джона так ее ждал. Ему не терпелось показать ей оголенные стены, новую фотографию над пианино.

– Это когда мы ходили в океанариум?

– Э… нет…

– А чье там плечо?

– Какая-то девочка попала в кадр. Стояла там, я не заметил. – Наткнувшись на ее недоверчивый взгляд, Джона уныло сгорбился. Его глаза потускнели. – Я стараюсь, – сказал он. – Честное слово.

Кажется, будет гроза. Окна в Прохладной оранжерее приоткрыты, все затянуто мутной облачной дымкой: небо, стеклянные стены, Хлоя и Джона. Они идут быстрым шагом, чтобы не замерзнуть. Их разговор звучит как надсадный кашель. Среди деревьев позвякивают жетоны на собачьих ошейниках.

Поднимается ветер. Хлоя льнет ближе к Джоне, словно боится, что ее сдует.

– Мне хотелось бы сделать тебя счастливым. Тогда, может быть, ты сумел бы увидеть всю эту невероятную красоту. Например, этот дуб. Интересно, сколько ему лет…

– Ты настоящий художник, Хло. Ты во всем видишь прекрасное – и что дальше?

– Я себя чувствую не такой уж уродиной.

– Как ты можешь чувствовать себя уродиной?

– Да легко!

В небе летит самолет. Они смотрят друг на друга, растерянные и смущенные. Ветер свистит в ушах Хлои, заглушает мысли, мешает сосредоточиться. Заставляя себя оторваться от Джоны, она делает шаг в сторону и замечает какой-то предмет на скамейке неподалеку. Предмет квадратный и деревянный. У нее ощущение, что мир пошатнулся и вновь встал на место. Выемки декоративной резьбы забиты грязью, пресс распирает от цветов и листьев – но дощечки другого оттенка. Не такие, как были у девочки. Джона окликает ее.

– Пойдем. Надо укрыться от ветра.

Они проходят Секвойную рощу насквозь и находят тропинку, ведущую в сад за коттеджем королевы Шарлотты. Здесь ветра нет, можно сесть на скамейку. Хлоя обкатывает во рту фразу. Вчера я случайно нашла дневник; я его не читала, но мне подумалось, что тебе надо знать. Она представляет, как вынимает из сумки блокнот в матерчатой желтой обложке и отдает его Джоне, но застарелая ложь сковывает ей руки.

Джона встает и притоптывает ногами, чтобы согреться.

– Извини, но… может быть, сядем где-нибудь в другом месте?

– Дай-ка я угадаю. У тебя что-то связано с этим местом? Здесь что-то произошло? Скажем, под этой березой.

– Нет. То есть да. – Он трясет головой, признавая свое поражение. – Я сделал ей предложение.

Хлоя перебирает в уме все оскорбления, которые ей хочется бросить ему в лицо. Они достаточно хорошо знают друг друга, чтобы ударить по самым больным местам; они знают, что будет обиднее всего, знают слова, которые нельзя взять назад. Она встает и идет прочь, не дожидаясь его. Когда Джона ее догоняет, она ложится на землю – просто так, по приколу.

– Хло, что ты делаешь? Земля холодная. Ты простудишься.

Она лежит на забрызганной грязью траве, раскинувшись в позе звезды. Новый угол зрения весьма освежает. Прямой контакт с облаками. Но Джона не столь безответственный; он садится на корточки, стараясь не испачкать брюки.

– С тобой все хорошо?

– Нет. Все плохо.

Ветер пронизан светом, хрупким сиянием. Она смотрит на Джону одним глазом. Второй глаз прищурен.