Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Если верить поучительным историйкам, то мне полагалось бы теперь блуждать со взъерошенными волосами, точно за мной гонятся фурии со скоростью сто двадцать километров в час. Как она стояла передо мной, эта девчонка. Ни дать ни взять Геповева, или Гризельда, или еще какая-нибудь дама из хрестоматии для назидательного чтения.

Судьба, уважаемая фрейлейн, судьба. Знал бы я, что дело со мной так обстоит, я пальцем бы ее не тронул. Глупая индюшка. Почему она не взяла четыреста монет? Пошла бы к врачу, и через недельку-другую все было бы в порядке. Так нет. Непременно истерика. Непременно биться головой об стенку.

Неужели она выкинет какой-нибудь номер? Эти истерические девчонки из простонародья — находка для кинорежиссеров и ниспровергателей.

Что там происходит? Теперь же не время для купанья, господа. Ах, вот как. Неприятное зрелище. Здесь даже земельные участки стали падать в цене из-за этих вечных самоубийств.

Ну, что ж, всякому свое. Я — испаряюсь. (Уходит.)

Томас (входит, почти неся на руках Анну-Мари). Так. Здесь я минутку передохну. Потом отведу вас к себе. Это недалеко.

Анна-Мари. Оставьте меня! Я не кричала. Почему вы мне помешали?

Томас. Вы дрожите всем телом. Вы можете простудиться насмерть, если сейчас же не окажетесь в тепле.

Анна-Мари. Я не кричала. Что вам от меня нужно? Я вас не звала. Теперь все было бы уже кончено.

Томас

. Вы видите эту Красную виллу? Я отведу вас туда.

Анна-Мари. Нет, нет. Только не туда. Ради всего святого — не туда.

Томас. Тогда ко мне.

Кристоф (возвращается). Что случилось?

Томас. Я вытащил ее из реки. Помоги мне отвести ее. Отведем ее ко мне.

Кристоф. Только что я встретил господина Шульца. Почему он не вытащил ее из реки? Всегда с тобой должно что-нибудь случиться. Ни на минуту нельзя тебя оставить одного.

Томас. Идемте, фрейлейн.

3

Комната Томаса. Утро. Поднос с завтраком на столе. Томас. Кристоф.

Томас

(приподымает занавеску, отделяющую альков). Как она хороша!

Кристоф. Я думаю, она машинистка.

Томас. Страдание одухотворило ее лицо.

Кристоф. Какая-нибудь сентиментальная любовная история. Кино.

Томас (с горячностью). Кино. Если что-нибудь вас так проймет, что вам становится не по себе, вы говорите: кино.

Кристоф. А ты, конечно, попадаешься на всякую удочку.

Томас. Тише. Она шевелится. Фрейлейн!

Анна-Мари. Что? Кто вы?

Томас. Возле вас висит халат. Наденьте. Здесь горячий чай для вас.

Анна-Мари (выходит из алькова). Вы очень добры ко мне.

Томас

(смущенно). Какие пустяки.

Кристоф. Я — служащий почтовой конторы, фрейлейн. А вы — машинистка?

Анна-Мари. Я помогаю матери в нашем магазине.

Кристоф. В каком?

Томас (стараясь переменить разговор). Пейте, прошу вас, чай.

Анна-Мари. Вы очень добры ко мне.

Кристоф (недовольно). Вы твердите все время одно и то же.

Томас. Да оставь же ее.

Кристоф. Я ведь ничего неприятного не говорю ей. Почему, собственно, вы бросились в воду, фрейлейн?

Анна-Мари. Я… я…

Томас

. Вы можете не отвечать.

Кристоф. Почему ей не ответить? Зачем эти церемонии? Надо рассуждать трезво. Ведь мы желаем ей добра.

Анна-Мари. Я… не… могу.

Кристоф. Ну, нет — так нет. Мне пора на службу. Поправляйтесь. А если хотите выслушать совет разумного человека, бросьте ненужные церемонии и давайте прямой ответ на прямой вопрос. А тем, что говорит мой друг, не руководствуйтесь. Все это очень красиво, но годится только для больших праздников. Он, видите ли, гений. (Томасу.) До вечера. (Уходит.)

Томас. Кристоф, в сущности, добрый малый.

Анна-Мари. Да. Но я не могла говорить. С вами могу. (У окна.) Здесь очень хорошо.

Томас (указывая на скудно обставленную комнату). Но голо. Вот сверху, из Красной виллы — оттуда красивый вид. Напрасно вы не захотели пойти к господину Шульцу. Там у него не так неуютно. Повар, садовник, камердинер. Часто, когда я сижу ночью за работой, фары его автомобиля нахально заглядывают в мою комнату. А когда у господина Шульца бал, даже сюда доносится музыка.

Анна-Мари. Да, его автомобиль. Красный, лакированный, внутри светло-серая кожа.

Томас. Вы его знаете?

Анна-Мари. Да, потому-то…

Томас. Потому-то?

Анна-Мари. Я вчера хотела это сделать. Да… Он заговорил со мной, когда я стояла перед витриной художественного магазина Гелауера. На нем были чудесные желтые перчатки с отворотами, желтые гамаши. В руках большая трость с набалдашником из слоновой кости. Мы пошли с ним в парк. А потом в ресторан. В какой-то аристократический ресторан. Откуда-то, словно издали, доносилась музыка, и мы пили шампанское. Оно щекотало язык. Второй раз он заехал за мной на машине. Мы поехали далеко в горы. На обратном пути машина как-то неожиданно очутилась перед Красной виллой. Я не хотела войти. Но уже не могла отвертеться.