Тысяча и одна ночь

«О ты, к кому я, в страхе сетуя, стремлюсь,Лишь ты для всех случайностей прибежище.Одна мне хитрость – постучаться в дверь к тебе,А отвергнут буду – в какую дверь стучаться мне?О ты, чьих благ сокровища в словечке «будь»,Пошли – ведь благо у тебя все собрано».

И когда аль-Амджад услышал плач своего брата, он заплакал и прижал его к груди и произнёс такое двустишие:

«О ты, чья рука со мной всегда не одна была,

О ты, чьих подарков ряд превыше счисления,Всегда, коль постигнут был я рока превратностью,Я видел, что за руку ты тотчас меня берёшь».

А после этого аль-Амджад сказал казначею: «Прошу тебя ради единого покоряющего, царя покрывающего, убей меня раньше моего брата аль-Асада: может быть, мой огонь погаснет, не дай же ему разгореться». Но аль-Асад заплакал и воскликнул: «Раньше убит буду только я!» – и аль-Амджад сказал: «Лучше всего будет, если ты обнимешь меня, а я обниму тебя, чтобы меч, опустившись на нас, убил нас разом».

А когда они обнялись, повернувшись лицом к лицу, и прижались друг к другу, казначей связал их и привязал верёвками, плача, а затем он обнажил меч и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о господа мои, мне тяжело убивать вас! Нет ли у вас пожелания, которое бы я исполнил, или завещания, которое я бы выполнил, или же послания, которое я бы доставил?» – «Нет у нас ничего, – сказал альАмджад, – а что касается завещания, – я завещаю тебе положить моего брата аль-Асада снизу» а меня сверху, чтобы удар пал на меня сначала. А когда ты кончишь нас и прибудешь к царю и он тебя спросит: «Что ты слышал от них перед смертью?» – скажи ему: «Твои сыновья передают тебе привет и говорят, что ты не знаешь, невинны они или грешны. Ты убил их, не удостоверившись в их проступке и не рассмотрев их дела». А потом скажи ему такие два стиха:

«Знай, женщины-дьяволы, для нас сотворённые, —Аллах, защити меня от козней шайтанов! —Причина всех бед они, возникших среди людей,И в жизни людей земной и в области веры».

Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты услышал», – сказал альАмджад…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести двадцать вторая ночь

Когда же настала двести двадцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что альАмджад сказал казначею: „Мы хотим от тебя лишь того, чтобы ты передал отцу эти два стиха, которые ты слышал, и прошу тебя, ради Аллаха, потерпи с нами, пока я скажу брату ещё вот эти два стиха“.

И потом он горько заплакал и стал говорить:

«Цари, ушедшие от насВ минувшем, служат назиданьем,Ведь сколько этою стезёй

Больших и малых проходило!»

Услышав от аль-Амджада эти слова, казначей так сильно заплакал, что увлажнил себе бороду, а что до аль-Асада, то его глаза залились слезами, и он произнёс такие стихи:

«Судьба после самых дел следами их нас сразит —Чего же оплакивать тела нам и образы?Чем ночь отличается – оплошность, Аллах, прости! —От ночи, обманутой рукою превратностей?Зажгла против Ибн Зубейда козни свои судьба[251],Хоть в храме у камня он защиты искал себе»О, если бы, Амра жизнь избавив за Хариджу,

Алия избавила судьба за чью хочет жизнь!»[252]

А затем он окрасил щеку ливнем слез и произнёс такие стихи:

«Поистине, ночь и день природой так созданы,Обманы присущи им, и козни, и хитрости.Обманное марево – для них только блеск зубов,И мрак устрашающий для них лишь сурьма для глазПроступок пред ночью мой (противен мне нрав её!) —Проступок меча, когда храбрец отступает вдруг».

А потом он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи: