Тысяча и одна ночь. Том VII

«Когда лишь угоден ты, и друг твой с тобою хорошОткрыто – так тайно будь вернее ещё в любви.И сплетников речь ты разъясни – не случается,Чтоб сплетник не захотел влюблённого разлучить.Сказали: «Когда влюблённый близок к любимому,Наскучит он, а когда далёк он – любовь пройдёт».Лечились по-всякому, но все же нездоровы мы,И все же жить в близости нам лучше, чем быть вдали.Но близость домов помочь не может совсем тогда,

Когда твой возлюбленный не знает к тебе любви».

А когда она окончила эти стихи, Абу-Иса сказал: «О повелитель правоверных…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Четыреста восемнадцатая ночь

Когда же настала четыреста восемнадцатая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, (когда Куррат-аль-Айн окончила эти стихи, Абу-Иса сказал: «О повелитель правоверных, выдав себя, мы находим отдых! Позволишь ли ты мне ответить ей?» – «Да, говори ей что хочешь», – ответил халиф. И Абу-Иса удержал слезы глаз и произнёс такие два стиха:

«Я промолчал, не высказал любви я,И скрыл любовь от собственной души я.И если любовь в глазах моих увидят,То ведь луна светящая к ним близко».

И взяла лютню Куррат-аль-Айн и затянула напев и пропела такие стихи:

«Будь правдой все то, что утверждаешь,Надеждой бы ты не развлекался,И стоек перед девушкой бы не был,Что дивна по прелести и свойствамНо то, что теперь ты утверждаешь,Одних только уст слова – не больше».

И когда Куррат-аль-Айн окончила эти стихи» Абу-Иса стал плакать, рыдать, жаловаться и дрожать, и затем он поднял к ней голову и, испуская вздохи, произнёс такие стихи:

«Одеждой скрыта плоть изнурённая,

В душе моей забота упорная.Душа моя болезнью всегда больна,Глаза мои потоками слезы льют,И только лишь с разумным встречаюсь я,Тотчас меня за страсть бранит горько он.О господи, нет силы для этого!Пошли же смерть иль помощь мне скорую».

Когда же Абу-Иса окончил эти стихи, Али ибн Хишам подскочил к его ноге и поцеловал её и сказал: «О господин, внял Аллах твоей молитве и услышал твои тайные речи, и согласен он на то, чтобы ты взял её со всем её достоянием, редкостями и подарками, если нет у повелителя правоверных до неё охоты. «Если бы у нас и была до неё охота, – сказал тогда аль-Мамун, мы бы, право, дали преимущество перед нами Абу-Исе и помогли бы ему в его стремлении».

И потом аль-Мамун вышел и сел в Крылатую, а АбуИса остался сзади, чтобы взять Куррат-аль-Айн. И он взял её и уехал с нею в своё жилище, и грудь его расправилась.

Посмотри же, каково благородство Али ибн Хишама!

Рассказ об аль-Амине и невольнице (ночи 418–419)

Рассказывают также, что аль-Амин, брат аль-Мамуна, пришёл в дом своего дяди Ибрахима ибн АльМахди и увидал там невольницу, игравшую на лютне, – а она была из прекраснейших женщин. И склонилось к ней сердце аль-Амина, и это стало ясно по его виду для дяди его Ибрахима. И когда это стало ему ясно до его состоянию, он послал к нему эту девушку с роскошными одеждами и дорогими камнями. И, увидев её, альАмин подумал, что его дядя Ибрахим познал её, и сделалось ему уединение с ней из-за этого ненавистно, и он принял то, что было с нею из подарков, и возвратил ему девушку.

И Ибрахим узнал об этом от кого-то из евнухов и взял рубашку из вышитой материи, написал на её подоле золотом такие два стиха:

Клянусь я тем, перед кем все лбы падают,Не знаю я, под одеждой что есть у ней.И уст её не познал я и мысленно,И были одни лишь речи и взгляды глаз.

А затем он надел эту рубашку на девушку и дал ей лютню и послал её к аль-Амину второй раз, и, войдя к нему, девушка облобызала землю меж рук халифа и настроила лютню и пропела под неё такие два стиха: