Тысяча и одна ночь. Том XIII

«Привет вам! Без вас теперь не в силах я обойтись,И где бы ни были – вблизи или далеко,Влечёт меня к вам, друзья, всегда, каждый час и миг,И так же я к вам стремлюсь, как жаждущие к воде.Всегда подле вас мой слух и сердце моё и взор,И мысль о вас сладостнее мёда мне кажется.О горе, когда ушёл от стана ваш караван,И с вами ушёл корабль от мест, куда я стремлюсь!»

И Нур-ад-дин зарыдал, заплакал, застонал, взволновался и засетовал и вскрикнул: «О Мариам, о Мариам, довелось ли тебе увидеть меня во сне или в сплетениях грёз?» А когда усилилась его печаль, он произнёс такие стихи:

«Увидит ли после дали этой опять вас глаз,Услышу ли из жилища близкого голос ваш?Сведёт ли нас вновь тот дом, который привык уж к нам,Желанное получу ль, получите ль вы его?Возьмите, куда б ни шли, носилки костям моим,И где остановитесь, заройте их подле вас.Имей я два сердца, я бы жил лишь с одним из них,А сердце, что любит вас так страстно, оставил бы.

И если б спросили: «От Аллаха чего б желал?»Сказал бы: «Прощенья ар-Рахмана и вашего».

И когда Нур-ад-дин был в таком состоянии, и плакал, и говорил: «О Мариам, о Мариам!», – вдруг какой-то старик вышел из лодки, и подошёл к нему, и увидел, что он плачет, и произнёс такое двустишие:

«О Марьям красавица, вернись – ведь глаза мои,Как облако дождевое, влагу струят свою.Спроси ты хулителей моих прежде всех людей,Увидишь, что тонут веки глаза в воде белков».

И старик сказал ему: «О дитя моё, ты, кажется, плачешь о невольнице, которая уехала вчера с франком?» И когда Нур-ад-дин услышал старика, он упал без сознания и пролежал час времени, а потом он очнулся и заплакал сильным плачем, больше которого нет, и произнёс такие стихи:

«Надеяться ль после дали вновь на сближенье с ней,И дружбы услада возвратится ли полностью?Поистине, в моем сердце страсть и волненье,И толки доносчиков тревожат и речи их.Весь день пребываю я смущённым, растерянным,А ночью надеюсь я, что призрак её придёт.Аллахом клянусь, ко мне любви не забуду я!И как же, когда душе наскучили сплетники?Нежна она членами и впалы бока её,

И глаз её в моё сердце стрелы метнул свои.Напомнит нам ивы ветвь в саду её тонкий стан,А прелесть красы её свет солнца смутит совсем.Когда б не боязнь Аллаха (слава славна его!),Сказал бы я столь прекрасной: «Слава славна её!»

И когда старик посмотрел на Нур-ад-дина и увидал его красоту, и стройность, и соразмерность, и ясность его языка, и тонкость его, и разнообразие, его сердце опечалилось о юноше, и он сжалился, увидя его состояние. А этот старик был капитаном корабля, шедшего в город той невольницы, и было на его корабле сто купцов из придворных мусульман. И он сказал Нур-ад-дину: «Терпи и будет одно лишь благо, и если захочет Аллах – величие ему и слава! – я доставлю тебя к ней…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьсот восемьдесят первая ночь