Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И охранник ответил:

— Я сын такого-то.

И Садус сказал ему ясным и твердым голосом:

— Это хорошо.

А затем он подошел и сел рядом с палаткой вождя Зийада, и никто не подумал его побеспокоить. И вскоре он услышал разговор внутри палатки. Это был голос самого Зийада, который, встав рядом со своей прекрасной пленницей Хиндой, целовал ее и заигрывал с нею. И среди прочего Садус услышал следующий диалог.

Голос Зийада сказал:

— Как ты думаешь, Хинда, что бы сделал твой муж Худжр, если бы знал, что прямо сейчас я нахожусь с тобою бок о бок?

И Хинда ответила:

— Он бы покарал тебя смертью! И он обязательно побежит по твоему следу, как волк, и остановится лишь перед твоими палатками, кипящий от гнева и ярости, жаждущий мести, и рот его будет полон пены, как у верблюда, который ест горькие травы.

И Зийад, услышав эти слова Хинды, был охвачен ревностью и, ударив свою пленницу, сказал ей:

— Я понимаю тебя. Худжр — это дикий зверь, тебе он нравится, ты его любишь, и ты хочешь унизить меня.

Но Хинда резко воскликнула:

— Клянусь аль-Лат, аль-Уззой и Манат[70], нет мужчины, которого бы я ненавидела больше, чем мужа своего Худжра. И раз уж ты меня спрашиваешь, к чему мне скрывать от тебя мысли свои? По правде говоря, я никогда не видела человека более бдительного и осмотрительного, чем Худжр, независимо от того, спит он или бодрствует.

И Зийад спросил ее:

— Как это? Объясни.

И Хинда сказала:

— Слушай же. Когда Худжр спит, он держит один глаз закрытым, а другой открытым, и половина его существа всегда начеку. И это именно так, ведь однажды ночью, когда он спал рядом со мной, а я наблюдала за его сном, из-под циновки внезапно появилась черная змея и поползла прямо к его лицу. И Худжр во сне инстинктивно отвернулся. А змея проскользнула по руке к его раскрытой ладони. И Худжр немедленно сжал ее. Затем смущенная змея двинулась к его вытянутой ноге. Но Худжр, все еще спавший, согнул ногу и подтянул ее. И сбитая с толку змея, не знавшая, куда ползти, решила покуситься на миску с молоком, которую Худжр советовал мне всегда ставить возле его кровати. И, оказавшись у миски, змея начала пить молоко, но затем ее стошнило прямо в миску. И я при этом зрелище подумала, радуясь в душе своей: «Какая неожиданная удача! Когда Худжр проснется, он выпьет это отравленное молоко и мгновенно умрет, и тогда я избавлюсь от этого волка». И, испытывая жажду и прося молока, Худжр проснулся через некоторое время. Он взял миску из моих рук, но сначала решил понюхать ее содержимое. И вот его рука дрогнула, а миска упала и перевернулась. И таким образом он был спасен. И так он поступает всегда, при в любых обстоятельствах. Он обо всем думает, все планирует, и его никогда невозможно застигнуть врасплох.

И разведчик Садус, услыхав эти слова, больше уже не услышал ничего из того, что говорилось между Зийадом и Хиндой, кроме звука их поцелуев и вздохов, поэтому он медленно встал и ушел из лагеря. И, оказавшись за его пределами, он быстро двинулся вперед и уже до рассвета оказался рядом со своим господином Худжром, которому он рассказал все, что видел и слышал. И он закончил свой отчет, сказав:

— Когда я оставил их, Зийад положил голову к Хинде на колени, и он заигрывал со своей пленницей, которая с удовольствием отвечала ему.

И при этих словах Худжр издал перекатывавшийся в его груди рык и, вскочив на ноги…

В этот момент своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

При этих словах Худжр издал перекатывавшийся в его груди рык и, вскочив на ноги, приказал немедленно атаковать лагерь Зийада. И все отряды киндитов двинулись вперед и быстро пришли в лагерь Зийада, где началась яростная схватка. И воины Зийада вскоре были повержены и обратились в бегство, а их лагерь, взятый штурмом, был разграблен и сожжен. И многие были убиты, и все, кто остались в живых, были рассеяны ветром ярости.

Что же касается Зийада, то Худжр его заметил в толпе, когда тот пытался остановить бегущих. И Худжр, ревя и рыча, взвился над ним, как хищная птица, а потом схватил и вскинул на коня своего. И он поднял Зийада в воздух, на мгновение удержав его в сильных руках своих, а затем ударил его оземь, сокрушив его кости. И он отрезал ему голову и привязал к хвосту своей лошади.

И, удовлетворив свою месть по отношению к Зийаду, он направился к Хинде. И он привязал ее к двум коням, которых стал нахлестывать, заставляя идти в противоположные стороны. И пока кони таким образом разрывали ее на куски, он кричал ей:

— Умри, о женщина, ты была так сладкоречива, но у тебя были такие горькие тайные мысли!

И, рассказав об этой дикой мести, молодой человек сказал своим слушателям: