Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О Масрур, ты как никто знаешь, как я служу нашему господину халифу, и ты знаешь об уважении, которое он испытывает к людям моего возраста и к моей должности, поэтому ради нашей старой дружбы, которая меня с тобой связывает, скажи мне, ради Аллаха, почему халиф заставляет меня прийти к нему в такой поздний час ночи.

И Масрур ответил:

— Я и сам не знаю.

И я, еще более обеспокоенный, спросил его:

— Можешь ли ты хотя бы сказать мне, кто находится в его дворце?

И он ответил:

— Там только один человек, Иса, камергер, и в соседней комнате жена камергера.

Поэтому я, все еще не понимая, в чем дело, воскликнул:

— Полагаюсь на одного Аллаха! Нет силы и спасения, кроме как во Всеведущем Аллахе!

И когда я добрался до помещения, предшествовавшего комнате, где обычно бывал халиф, он, по-видимому, услышал звук моих шагов и спросил из-за двери:

— Кто там, у порога?

И я немедленно ответил:

— Твой слуга Юсуф, о эмир правоверных.

И голос халифа сказал:

— Войди!

И я вошел. И увидел, что Гарун сидит, а справа от него стоит камергер Иса. И я прошел вперед, простерся ниц и поприветствовал его саламом. И к моему огромному облегчению, он вернул мне мой салам. А потом он сказал мне, улыбаясь:

— Мы побеспокоили тебя, потревожили и, быть может, напугали?

И я ответил:

— Я немного напуган, о эмир правоверных, я и те, кого я оставил дома. Клянусь головой своей, мы все немного сбиты с толку!

И халиф любезно сказал мне:

— Садись, отец закона.

И, освободившись от своих опасений и страхов, я с облегчением сел.

А через несколько мгновений халиф сказал мне:

— О Юсуф, знаешь ли ты, почему мы вызвали тебя в ночной час?

И я сказал:

— Не знаю, о эмир правоверных.

Он же сказал:

— Так слушай! — И, показывая мне на своего камергера Ису, он сказал: — Я послал за тобой, о Абу Юсуф, чтобы ты стал свидетелем клятвы, которую я собираюсь дать. Знай же, что у Исы есть рабыня. И я попросил Ису отдать ее мне, но он извинился и отказался сделать это. Тогда я попросил его продать ее мне, но он и это отказался сделать. Ну ладно. И теперь я хочу поклясться перед тобою, о верховный кади Юсуф, именем Всевышнего, что, если Иса будет упорствовать в нежелании отдать мне свою рабыню тем или иным образом, я тут же, без сомнения, лишу его жизни!

И я, полностью успокоившись на свой счет, строго повернулся к Исе и сказал ему:

— Какими же такими качествами или какими необыкновенными добродетелями наделил Аллах эту девушку, твою рабыню, что ты не хочешь уступить ее эмиру правоверных? Разве ты не видишь, что своим отказом ты ставишь себя в унизительное положение и губишь себя?

И Иса, не показывая, что его тронули мои увещевания, ответил:

— О наш господин кади, поспешность в суждениях к добру не приводит. И прежде чем делать мне какие-либо замечания, ты должен был поинтересоваться мотивом, которым продиктовано мое поведение.

И я ему сказал:

— Хорошо. Но может ли быть в мире веская причина для такого отказа?

И он мне ответил:

— Да, конечно! Клятва ни при каких обстоятельствах не может быть признана недействительной, если она была принесена добровольно, в здравом уме и твердой памяти. И я связан силой торжественной клятвы, ибо поклялся девушке, о которой идет речь, никогда не продавать и не отдавать ее, а в противном случае я должен освободиться от всего, чем владею, включая рабов обоих полов, и раздать все свое имущество и богатство бедным и мечетям…

В эту минуту Шахерезада заметила, что брезжит рассвет, и со свойственной ей скромностью умолкла.

А когда наступила

ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Клятва ни при каких обстоятельствах не может быть признана недействительной, если она была принесена добровольно, в здравом уме и твердой памяти. И я связан силой торжественной клятвы, ибо поклялся девушке, о которой идет речь, никогда не продавать и не отдавать ее, а в противном случае я должен освободиться от всего, чем владею, включая рабов обоих полов, и раздать все свое имущество и богатство бедным и мечетям.

И при этих словах халиф повернулся ко мне и сказал:

— О Юсуф, есть ли способ разрешить эту трудность?

И я не задумываясь ответил:

— Конечно, о эмир правоверных!

И он спросил меня:

— И как это сделать?

И я ответил:

— Все просто. Чтобы не нарушить свою клятву, Иса должен подарить тебе половину девушки, рабыни, которую ты желаешь, и продать тебе вторую ее половину. И таким образом он будет пребывать в мире со своей совестью, поскольку он не будет ни отдавать тебе, ни продавать эту девушку.

И Иса при этих словах повернулся ко мне с нерешительным видом и сказал:

— И таково твое судебное решение, о отец закона? И это законно?

И я ответил:

— Без сомнения!

Тогда он немедленно поднял руку и сказал мне:

— Что же, тогда я беру тебя в свидетели, о кади Юсуф, в том, что, имея таким образом возможность освободить свою совесть, я отдаю эмиру правоверных половину моей рабыни, а вторую ее половину я продаю ему за сто тысяч драхм — за сумму, в которую она мне обошлась.

И Гарун тут же воскликнул:

— Я принимаю этот подарок и покупаю вторую половину за сто тысяч золотых динаров! — И он добавил: — Пусть приведут ко мне эту девушку!