Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Девочки подняли головы, но не увидели Гассана. Тогда они так перепугались, что пустились бежать со всех ног и кричали во все горло, как будто за ними гнался какой-нибудь самый опасный джинн.

Гассан же сказал себе: «Нет более сомнения, эта шапка волшебная. И волшебство ее заключается в том, что она делает невидимым того, кто ее наденет». И заплясал он от радости, говоря себе: «Это Аллах посылает мне ее! С этой шапкой на голове я могу бежать повидаться с женой моей, и меня никто не увидит!»

И тотчас же возвратился он в город, и, чтобы вернее испытать действие шапки-невидимки, он захотел испробовать его в присутствии старой амазонки. Искал он ее повсюду и наконец нашел в одной из дворцовых зал, по приказу царицы прикованной цепью к железному кольцу, вделанному в стену. Тогда, чтобы убедиться, что он действительно невидим, он подошел к полке, на которой стояли фарфоровые вазы, и сбросил на пол самую большую, которая разбилась у ног старухи. Она страшно испугалась и закричала, думая, что с ней сыграл какую-то злую шутку один из вредных ифритов, повиновавшихся Нур аль-Гуде. И принялась она произносить заклинание и сказала:

— О ифрит, приказываю тебе именем, вырезанным на печати Сулеймана, сказать мне свое имя!

Гассан же ответил:

— Я не ифрит, а покровительствуемый тобою Гассан аль-Басри. И я пришел освободить тебя.

Сказав это, он снял шапку-невидимку; старуха увидела, узнала его и воскликнула:

— Ах, горе тебе, несчастный Гассан! Разве не знаешь, что царица уже пожалела, что не велела казнить тебя у себя на глазах и разослала повсюду рабов своих искать тебя, обещая гору золота тому, кто доставит тебя живым или мертвым. Не теряй же ни минуты и спасайся бегством!

Потом сообщила она Гассану о страшной казни, которую царица готовит сестре с согласия царя джиннов. Но Гассан отвечал:

— Аллах спасет ее и спасет нас всех от рук этой жестокой царевны! Взгляни на эту шапку! Она волшебная! Благодаря ей я могу ходить всюду, оставаясь невидимым.

А старуха воскликнула:

— Слава Аллаху, о Гассан, слава Оживляющему кости мертвецов и Пославшему тебе эту шапку для спасения нашего! Освободи меня поскорее, чтобы я могла показать тебе темницу, в которой заперта жена твоя!

И Гассан разрезал путы старухи, взял ее за руку и надел шапку-невидимку. И тотчас же стали они оба невидимыми. И старуха привела его в темницу, где лежала супруга его Сияние, привязанная волосами к лестнице и ежеминутно ожидавшая смерти в страшных мучениях. И услышал он, что она вполголоса читает такие стихи:

Как ночь темна и как я одинокаВ своей тоске! Мой милый далеко!

Откуда может мне светить надежда,Когда и сердце, и надежда всяИсчезли вместе с удаленьем друга?!Струитесь, слезы, из моих очей!Но можете ль вы загасить то пламя,Что внутренность сжигает мне ужасно?!О, в это сердце, мой далекий милый,

Твой чудный образ врезан навсегда,И даже черви в тьме сырой могилыЕго стереть не смогут никогда!

И, увидав возлюбленную свою Сияние и услышав ее голос, Гассан забыл о том, что не хотел волновать ее внезапным появлением своим, сорвал с головы шапку, бросился к ней и обвил ее руками своими.

И она узнала его и лишилась чувств в его объятиях. И при помощи старухи Гассан разрезал путы, осторожно привел в чувство Сияние, посадил ее к себе на колени и стал обвевать лицо ее рукой своей. Она открыла глаза и со слезами на щеках спросила его:

— Не сошел ли ты с неба или не вышел ли из-под земли, о супруг мой?! Увы, увы! Что можем сделать мы против судьбы?! Что предначертано, то должно совершиться! Беги отсюда, пока не нашли тебя, предоставь меня участи моей и возвращайся, откуда пришел, чтобы не имела я огорчения видеть и тебя жертвой жестокосердия сестры моей!

Но Гассан ответил:

— О возлюбленная моя, о свет очей моих, я пришел освободить тебя и увести в Багдад, подальше от этой жестокой страны!

Она же воскликнула:

— Ах, Гассан, какую еще неосторожность ты хочешь совершить? Молю тебя, уходи и не прибавляй к моим мучениям еще и своих.

Но Гассан отвечал:

— О Сияние, о душа моя, знай, что я выйду из этого дворца только с тобой и нашей покровительницей, вот этой доброй женщиной. А если ты хочешь знать, каким способом я это сделаю, то покажу тебе эту шапку.

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ПЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала: