У босса на крючке

Оказывается, это страшно, когда плачет сильный мужчина. Без слез. Скрипя зубами, отчаянно пытаясь загнать обратно в глотку сухие рыдания, от которых рвется сердце. Вот тебе и маньяк-убийца, вот тебе и странный парень. Он жил, улыбался, ел, пил, играл… Все вроде как обычно. Но это внешне, а внутри… Горе за столько лет не стало слабее, оно просто затаилось где-то глубоко, подгрызая душу, чтобы при случае или убить до конца, или вот так вот вырваться наружу.

– Питер?

Я поднялась с кресла и подошла к нему. Странный порыв. Я не знала, что ему сказать. Вообще не знала, что говорят в таких случаях. Да и существуют ли слова, которые уместны? Наверное, нет. Все будет звучать глупо и фальшиво. Если только тебя самого не раздирает на части от такого же чудовищного чувства потери.

Питер поднял глаза.

– Глорис.

– Я не Гло…

– Ты не можешь себе представить, как мне ее не хватает, – перебил он надтреснутым голосом. – Не думай, я не псих.

Я в этом очень сомневалась, но предпочла сделать вид, что ему поверила.

Питер коснулся моей щеки и очертил ладонью линию подбородка.

– Ты похожа на нее. Очень похожа.

Но я – не она. Хорошо, что он это понимает. Хотя в теперешнем его состоянии грани реальности явно размыты.

– Она… – осторожно выговорила я, не решаясь назвать имя вслух. – Она жила здесь, с тобой? У нее была своя комната?

– Почему была? И сейчас есть, – вяло ответил Питер. – Я ничего там не трогал. Ничего… Не смог.

– Отведи меня туда.

Если Фил хотел, чтобы я что-то нашла, наверняка я найду это там. Моя просьба не показалась Питеру странной. Кажется, сейчас ему вообще ничего не казалось ни странным, ни неуместным.

– Пойдем, – кивнул он и, не дожидаясь ответа, направился вглубь

особняка.

Я последовала за ним. Мы прошли по коридору, пару раз свернули и остановились перед дверью. Он приоткрыл ее передо мной.

– Дальше ты сама. Я не захожу туда после того как…

Я перешагнула через порог, закрыла дверь за собой и ошеломленно застыла. Светлый, почти белый паркет, жемчужно-серые светлые стены, огромное окно в кружеве штор, много света и… Чистота… Если я и ожидала увидеть запыленную комнатушку, куда много лет не ступала нога человека, то ошиблась. Впрочем, это же сам Питер сюда не заходил, а не прислуга. В комнате не было ничего аскетичного, напротив, вызывающая роскошь, словно ее хозяйка желала, чтобы подтверждение ее финансового благополучия было везде, куда ни бросишь взгляд: антикварная мебель, вазы, статуэтки, зеркала, картины. Совершенно немыслимое, сумасшедшее смешение эпох и стилей. Но это если рассматривать все по отдельности, а если вместе… Странным образом комната не казалась загроможденной, наоборот, здесь было много воздуха, и создавалось впечатление, что каждая вещь, облитая сияющим светом, словно была сделана чьими-то трудолюбивыми руками именно для того, чтобы оказаться здесь, на единственно правильном для нее месте.

Вперемежку с картинами в тщательно спланированном хаосе висели портреты. Глорис. Улыбающаяся, смеющаяся, хмурящаяся, надменная… Наше сходство было поразительным. Впрочем, глядя на снимки, я понимала, что там – не я. Не могла быть я. Та женщина – другая. Дерзкая, уверенная, влюбленная в себя.

Мой взгляд зацепился за фотографии, кучкой лежавшие на туалетном столике. Я взяла их в руки и стала просматривать одну за другой. Несколько фото были сделаны в казино Фила. Уж те-то интерьеры я узнаю всегда. Одна из них приковала к себе мое внимание. Глорис в обнимку с Питером. Питер улыбается, прижимая ее к себе, но Глорис не улыбается. Ее взгляд полон презрения, губы гневно искривлены, и она смотрит не в объектив фотокамеры, а чуть выше. А вот это интересно. Кто или что вызвало у нее такие чувства? Я схватила фотографию и бросила ее в сумочку. Если Питер сюда не заходит, вряд ли он заметит пропажу.

Ладно, я ведь здесь не за этим.

А зачем тогда?

Даже самой себе я боялась признаться, почему пришла сюда. Я прошлась по комнате, разглядывая и перебирая мелкие вещички, принадлежавшие ей. Драгоценности, косметика, духи… Жутко дорогие духи, которые были в моде лет пять назад. Открыла хрустальный флакон и брызнула на запястье, поднесла запястье к носу, вдохнула запах. Терпкий, сладкий, неуловимо восточный, густой – не мой, но все-таки удивительно приятный. Брызнула и на шею – совсем чуть-чуть.

Рядом, в крошечной открытой шкатулочке, таинственно мерцали рубиново-красные серьги. Я протянула руку, осторожно достала их, приложила к лицу и взглянула в зеркало. Серьги качнулись, рубины вспыхнули, рассыпав багровые искры. От потрясающей красоты перехватило дыхание. Я рассматривала свое отражение и не верила своим глазам. Черные волосы, кроваво-красные камни, раскрасневшиеся от удовольствия щеки, блестящие глаза… Казалось, там вовсе не я. Даже выражение лица стало другим. Уверенным, властным, чужим.

Еще бы.