У Дона Великого на берегу

– Давай-давай! Выкладывай. Ино опять в холодок пойдем…

При сих словах менялся лицом вельможа и принимался говорить еще торопливее, так что великий князь скривился:

– Экий навоз, прости господи! А ведь, поди, братьев наших русских держит за скот. Спроси у него, – велел толмачу, – есть ли рабы у него из русских?

Растерялся жирный вельможа, заморгал испуганно.

Один из сноровистых умельцев князя вскинул брови:

– Память отшибло? Али помочь?

Затряслось сановничье лицо. Полились слезы.

– Тьфу! – плюнул князь Дмитрий. – Глядеть мерзко… – И выругался крепко. – Убрать его!..

Показал скоро вельможа: совсем близко Мамай, но идет медленно – ждет Ягайлу и Олега рязанского.

– Ну, братья, близится наш час! – громко молвил великий князь Дмитрий, обращаясь к князьям и боярам, ко всем воинам русским, обступившим великокняжеский шатер. – И прежде не мешкали, а тут и вовсе – грех. Тяжел Мамай. Однако все легче, чем вкупе с Ягайлой и Олегом!

Вышли к Дону. Давно ли проезжали здесь? Бориска часто говорил наставнику своему, Василию Тупику:

– Вась, глянь! Знакомые приметы!

Расстилалась за Доном перерезанная по краям овражками, объятая речками, поросшая дубравами низина, известная под именем Куликово поле. Из-за сырости полюбили те места птички-невелички, длинноносые кулики. От них полю имя-прозвание.

Стало станом-лагерем русское войско на левом берегу Дона. Проворные шатерные разбили шатры для великого князя, воевод и старших начальников. У воинов простых свой шатер, краше и выше любого царского – синее небо.

Запылали костры. Запахло походным варевом. Кулешом – жидкой кашей с мясом. В коем котле гречневая каша, в коем – пшенная. Как воины по своему вкусу сговорились с кашеварами. Звон стоит над станом. Одни отбивают копья. Другие точат сабли али топоры. Третьи – в который уж раз! – чинят, поправляют доспехи.

В просторном великокняжеском шатре тесно. Кроме князей, воевод, бояр созвал на совет князь Дмитрий Иванович и меньших начальных людей тоже. А с ними и вовсе простых, да бывалых воинов и ведомцев.

Одно дело предстояло решить, но стоило оно иных десяти. Где биться? Вот о чем спросил у своих советников великий князь московский Дмитрий Иванович. Ждать ли Мамая с Ордой здесь, на левом берегу Дона? Или переправляться на правый берег, на поле Куликово, и тем навязывать свое место боя врагу?

Разделились в том. Одни говорили:

– Тут биться. На этом берегу!

И доказывали – почему.

– На поле Куликово надобно идти немедля! – говорили другие. И приводили свои веские причины.

Горячо спорили. До хрипоты. Каждая сторона стояла на своем. Посреди горячего раздора подоспел к шатру на коне, залепленном белой пеной, крепкий великокняжеский степняк Семен Мелик.

– Едва ушел! Ордынцы!

– Близко ли? – спросил великий князь.

– У гусиного брода стоит Мамай. К утру будет на Непрядве!

Поднялся со своего места великий князь. Руку поднял.

– Тихо! – крикнул. – Истекло время дум и споров. Надобно решать!

Могуч, дороден, широк в плечах, с непокрытой головой стоял Дмитрий Иванович, великий князь московский. Алая рубаха расстегнута. Поверх нее накинута легкая дорожная одежка. У пояса большой, в кожаном с серебром чехле, любимый охотничий нож, с коим и на медведя, и в походы ходил всегда. Руки, словно у кузнеца, крепки, широки в ладонях. Не к молоту – к мечу привычны, что иной раз тяжелее молота.

Горяч был час и труден. И люди, что вокруг собрались, были суровы: всякое повидали на свете. Впереди у многих – близкая смерть. В бой шли, на кровавый – не свадебный – пир. И они, эти люди, утихомирились, глядя на молодого, богатырски сложенного князя. И то сказать – собрал войско, невиданное дотоле на Руси. Сделал то, чего не удавалось никому до него прежде.

Вопросил великий князь зычно:

– Для того ли мы сюда пришли, чтобы реку Дон охранять? – И сам же ответил: – Нет! Для того мы здесь, чтобы побить Орду, избавить Русскую землю от плена и разорения. Надобно переходить на тот берег. Тотчас! Поле Куликово для ордынской конницы, что привычна налетать сбоку али сзади, весьма коварно. Для нашего же ближнего русского боя – в самый раз! Согласен ли со мною, брат? – обратился к князю Владимиру Андреевичу серпуховскому.

– Вполне, Дмитрий Иванович! – откликнулся двоюродный брат князя.

Был он на три года моложе Дмитрия, почитал того за старшего, но мнение свое высказывал прямо. Коли согласен – да, а коли нет – так уж нет! Тут Владимир Андреевич даже сердился на Дмитрия: к чему весь спор? Али есть сомнения? Послушать иных осторожных, медлительных бояр – уши вянут! В пору от Мамая и вовсе отступиться!

– А ты, Михайло Дмитриевич? – продолжал великий князь, поворачиваясь на сей раз к прославленному воеводе Боброку-Волынскому.

Десять лет тот отслужил в Москве. Хаживал воевода, приехавший из Волыни, успешно против Олега рязанского, казанских болгар и Литвы. Михайло Дмитриевич был женат на сестре Дмитрия Ивановича, Анне.

– Согласен, княже! – молвил твердо воевода. – То единственный путь к победе!

Сходно ответствовали и другие советники великого князя.