У Джульетты нет проблем

Максим если ты читаит эту записку то тибя ктото любит. А кто это сикрет.

Доброжылатили

И ище маму папу и Машу они тожы любят.

(Записка на холодильнике)

Максим хотел было пристать к Маше насчет песни, но тут с работы вернулся папа. Без ботинка. С забинтованной правой ногой. Как доехал домой – непонятно. И ведь никому ни слова не сказал.

Только когда увидел ошарашенные взгляды родных, пробормотал:

– Да ладно вам. Нормально же все.

– Это как? – побледнела мама.

– Ящик неудачно съехал. Ноготь сошел.

Короче, вполне в папином духе. Но как-то стало не до песни. Просто вылетело из головы, пока расспрашивали, как и что случилось. Папа, конечно, не особо охотно, но рассказал. Уже в конце смены выгружали материалы. Таскали ящики по двое. Отец со своей стороны подхватил, а напарник не рассчитал силу. Ладно, травмпункт рядом. И перелома нет.

Максим представил, какая это боль, и свою ногу аж заломило. Мама с Машей тоже сморщились. А близняшки пока ничего не ломали, им интересно. Смотрят на старших и, как обезьянки, повторяют ахи-охи, а у самих любопытство в глазах: что там, у папы под повязкой? Завтра им вместе, получается, дома сидеть, вполне могут пристать, чтобы показал.

Про песню вспомнилось уже потом, перед сном. Но не вставать же с постели и не будить Машу? Хотя она, конечно, вряд ли спит: или читает, или переписывается в телефоне, или вечер заново переживает.

Поворочавшись с боку на бок, попытался заснуть. Но в голову все лезли разные мысли. Про группу. Про признание Карины. Про Смелкова. Про Юльку. Конечно, больше про Юльку.

И ведь не думал про нее специально. Но всегда почему-то оказывалось, что мысли соскальзывали именно к ней. Вспомнил репетицию и тут же невольно подумал, что Юлька ушла не прощаясь. Правда, потом сообщение прислала. С чувств Карины незаметно для себя перешел опять на Радостину. Никогда не поймешь у этих девчонок, что у них на уме, кто им нравится, а кто раздражает, – разумеется, если девчонка умная, а не какая-нибудь пустоголовая. Начал размышлять, как быть со Смелковым – он-то явно клеится к Арцеутовой, у него теперь все посвящено ей одной, любой, даже самый незначительный, поступок. И мысли опять свернули на Юльку. Без всякой связи. Потому что в Юлькиных чувствах разобраться невозможно – заблудишься.

Но думать про Юльку Максиму нравилось. Сразу становилось тепло на душе и радостно. Как будто кто-то пускает солнечные зайчики в глаза, ты ищешь-ищешь, а когда находишь, то…

Именно на этих размышлениях Максим уснул. И снилось ему что-то феерическое. До самого будильника. Но только открыл глаза – уже ничего не помнил.

По подоконнику барабанил дождь. Погода, кажется, стала совсем осенней. И так тепло продержалось даже дольше, чем прогнозировали. Но теперь будут только лужи и прыгающие по ним люди-грибы.

Мама уже наверняка убежала на работу, ей к семи, детей принимать. Папа пока спит. И ничьим будильником его не поднимешь – проверено. Хотя достаточно Вике-Нике тихонько прошептать, что они хотят есть, он соскочит, словно и не спал.

Максим тоже привык подниматься сразу, не валяться, не нежиться под одеялом. Просто сегодня дома стало зябко. Паровое отопление пока не дали, наверное, на днях включат. Быстро натянул брюки и футболку, чтобы не застудиться, и вышел из комнаты. Маша, позевывая, выползла из своей почти одновременно с братом. В теплом махровом халате, всклокоченная и заспанная. У нее будильник звенел раза три, пока она решилась встать. Тоже привычка.

– Доброе утро! Тебе яичницу или как? – спросила сестра.

– Или как, – кивнул Максим.

Сестра прошлепала на кухню. А он – в ванную. Умылся по-быстрому, уступая очередь Маше.

А когда она вышла уже вполне себе проснувшаяся, пахнущая мылом, мятой и дезодорантом, поинтересовался:

– А ты зачем спрашивала, если все равно яичницу пожарила?

Девушка ойкнула и тихонько засмеялась, пожимая плечами.

– Вообще не выспалась, – призналась виновато. – Задождило.

– Ага. Зонтик не забудь.

– И ты.

– У меня капюшон.

Уже выскочив из дома, Максим подумал, что вполне можно было сказать Маше про песню, раз уж она проштрафилась с завтраком.

Глава 11

Не люблю дождь. Промозгло и холодно. Хочется закутаться и непрерывно пить что-нибудь горячее. Тем более дома отопление еще не включили. Папа приволок откуда-то старый ТЭН, так он напугал меня каким-то непрерывным треском, пощелкиванием и запахом горелого. Мама долго орала. И по-моему, готова была выкинуть из дома не только ТЭН, но и папу.

(Из дневника Юлии Радостиной)