У каждого свой путь в Харад

Пустынные улицы незнакомого города. Мощенные каменной плиткой, ограниченные по обеим сторонам канавами, отводящими дождевую воду, ряды двух– и трехэтажных зданий. Палисадники за коваными воротами украшены розовыми кустами. Дома узкие, вытянутые к небу острыми шпилями крыш. Задвинутые ставни слепых окон. Еще так рано, весь город спит. До его пробуждения остались минуты, но именно в них скроется факт ее прибытия в город.

Монах издали показал ей, чтобы она ниже надвинула на голову капюшон, а сам постучал в обитую железными кружевами мощную дубовую дверь дома, чье крыльцо выходило прямо на улицу. Ему открыли, и мужчина вошел внутрь, оставляя берегиню в полнейшем недоумении. Одну на улице.

Никакой вывески над входом. Внешне дом почти ничем не отличался от других, стоящих по обе стороны от него. Разве только дверь массивнее да окна выше от земли.

«Я могу уехать. Я могу прямо сейчас развернуть лошадь и пуститься вскачь! – Лихорадочное воображение рисовало в ее голове картины стремительного бегства по пустым городским улицам. – Кто меня догонит? Я запомнила дорогу до городских ворот. Стража не остановит меня – на мне монашеский плащ, как вошла – так и выйду. Ведь так?»

Но почему-то Оденсе, уже в деталях зная, как организовать свой побег, не трогалась с места. Может, потому, что она не могла ясно увидеть, чем оканчивается дорога, по которой ей следовало идти?

Со смертью Ильсе девушка словно потеряла поводыря, за которым послушно следовала всю жизнь. Травница всегда знала, куда идти и что делать, и девушке никогда не приходило в голову ставить под сомнение ее выбор. А уж выбирать самой…

«Что будет правильным, в чем мое согласие с судьбой – в покорном ожидании или в решительном бегстве? И самое главное – куда мне идти?»

В этот момент дубовая дверь открылась вновь, и из нее вышла отчаянно зевающая женщина в криво, явно наспех натянутом чепце. Она куталась в пуховую шаль, накинутую поверх мятого домашнего платья. Близоруко сощурившись, женщина посмотрела сначала в одну сторону улицы, потом в другую. Ее взгляд остановился на Оденсе, и женщина пошла в ее сторону, поняв, что это и есть та, кого она ищет.

– Доброе утро, сударыня. – Женщина подошла вплотную к лошади берегини и взяла ее под уздцы. – Извините мой неподобающий вид – сегодня мы не ждали гостей в столь ранний час. Разрешите мне проводить вас в комнату, где вы сможете отдохнуть после дороги.

Женская рука тянула лошадь по направлению к дому. Та послушно шла, не получая от наездницы никаких сигналов к обратным действиям. А Оденсе вслушивалась в звуки обращенной к ней речи. Почти забытые обороты почтительного обращения рождали в ее памяти воспоминания о спокойствии прежней жизни.

У самого крыльца девушка спешилась.

– Оденсе, – представилась берегиня, протянув для рукопожатия руку. – Добра в дом ваш!

– Ох, простите… Простите, что я первой не представилась, – со сна ничего не соображаю. – Женщина протянула в ответ руку. – Мое имя Лерия. Лерия Риори Дор Навиг-Сайя. – А у вас имя, я смотрю, короткое. Вы не из здешних мест?

При этих словах руки Оденсе сами потянулись, повторяя привычный жест монаха – поправить капюшон так, чтобы он скрыл лицо почти полностью.

– Да. Я издалека, – ответила она. – У нас не принято представляться полным именем.

– А-а-а… – протянула женщина, притворившись, что поверила объяснению. – Монахи вон тоже длинных имен не любят. Говорят, кто знает полное имя – тот имеет доступ к сердцу. Только я в это не верю… Вы заходите в дом, я пока с лошадьми вашими управлюсь.

В доме пахло свежевыпеченным хлебом.

Потом Оденсе узнала, что так здесь пахнет всегда. Лерия изо всех сил старалась, чтобы ее маленькая аккуратная гостиница ничем не напоминала обычный постоялый двор с его шумом, запахами и сомнительной публикой.

Комнаты берегини и монаха находились на разных этажах и в разных концах коридора. Кроме них двоих в гостинице останавливались, постоянно сменяя друг друга, купцы да неразговорчивые представители банков. Если первые деятельность свою не скрывали, понимая, что рассказ о себе служит бесплатной рекламой, то вторые были угрюмы и, опасаясь раскрытия инкогнито, прятали всю внешнюю атрибутику. Печати на кольцах разворачивали внутрь ладони, кованые сундучки с наличностью скрывали в бочонках из-под вина и саквояжах мастеров дамских шляпок. Ну и уезжали конечно же в самый неожиданный момент.

Оденсе не раз и не два просыпалась от шума под окнами среди ночи или в предрассветный час – и лежала, слушая чьи-то торопливые шаги и звук хлопающих на ходу дверец кареты.

Купцы, наоборот, старались подгадать свой отъезд или приезд к светлому времени суток – оно и понятно, их груженые обозы не получится гнать вскачь, впрыгивая на ходу. Реальной попытки ограбления так точно не избежать. Куда уж лучше ехать пусть мерным шагом, но при свете дня, ясно видя уходящую вдаль дорогу и все притаившиеся на ней кочки.