У нас всегда будет Париж

– А то ты не знаешь! В библиотеке. Я целую неделю смотрел, как ты бродишь вдоль стеллажей – чуть ли не каждый день. Было такое впечатление, будто ты что-то искала. Причем не книгу.

– Может, и так, – согласилась она. – Может, я искала тебя. Ты подсматривал, как я бродила вдоль стеллажей, а я подсматривала, как ты штудировал книжки. Первая фраза, с которой ты ко мне обратился, звучала так: «Вам нравится Джейн Остин?» Совершенно не мужской вопрос. Мужчины обычно не читают Джейн Остин, а если читают, то никогда в этом не признаются и уж тем более не используют ее в качестве приманки.

– Никто и не собирался ловить тебя на крючок, – сказал он. – Просто мне показалось: вот идет любительница Джейн Остин, а может, даже Эдит Уортон. Вопрос был вполне естественный.

– С этого момента, – сказал она, – все и закрутилось. Помню, мы вместе пошли вдоль стеллажей, и ты снял с полки редкое издание Эдгара По, чтобы мне показать. Я всегда была довольно равнодушна к Эдгару По, но ты так его нахваливал, что совершенно меня покорил. На другой же день я начала читать этого мизантропа.

– Вот видишь, – сказал он, – Джейн Остин, Эдит Уортон, Эдгар По. Вполне подходящие имена для интеллигентного общества.

– А потом ты спросил, играю ли я в теннис, и я сказала «да». Ты сказал, что предпочитаешь бадминтон, но со мной готов и в теннис играть. Мы начали ходить на корт, это было такое удовольствие… Думаю, на этой неделе у нас была еще одна ошибка: мы впервые встали с тобой вдвоем против другой пары.

– Точно, это непростительная ошибка. Пока мы сражались друг против друга, у нас и в мыслях не было никаких ужинов с шампанским при свечах. Может, я слегка преувеличиваю, но мои вечные проигрыши как-то мешали нашему сближению.

Она тихо посмеялась.

– Что ж, тогда и я скажу. Когда мы с тобой вчера победили в паре, я почти сразу побежала в магазин и купила свечи.

– Надо же, – удивился он.

– Вот так-то, – сказала она. – Странная штука жизнь, верно? – Глядя в потолок, она помолчала. – Приближаемся?

– Куда?

– К тому моменту, с которого все началось. Год назад, месяц назад, неделю назад. Я склоняюсь к последнему.

– Давай дальше, – попросил он.

– Нет, теперь ты, – сказала она. – Не отмалчивайся.

– Ну ладно. Помню, как мы с тобой ездили в теннисный клуб и обратно. Ночевать не остались ни разу. Нам просто было в кайф мчаться в открытой машине, вдоль моря, с ветерком; я в жизни столько не смеялся.

– Да, – протянула она. – Это тоже существенно, правда? Когда начинаешь перебирать в уме своих знакомых и разные события, смешное вспоминается в первую очередь. А мы с тобой хохотали до упаду.

– А еще ты ходила на мои лекции и ни разу не заснула.

– Как можно? Ты блестящий оратор!

– Не преувеличивай, – сказал он. – Гений – возможно, но не блестящий оратор.

Она еще раз посмеялась.

– В последнее время ты чрезмерно увлекался Бернардом Шоу.

– А что, заметно?

– Еще как, но я не против. Хоть гений, хоть оратор, но в аудитории ты просто неподражаем.

– Как ты считаешь, мы продвигаемся? – спросил он.

– По-моему, приблизились вплотную, – сказала она. – Меня, можно сказать, отбросило на полгода назад. Если будем продолжать в том же духе, вернемся в прошлое на целый год. И тогда все, что между нами было сегодня, покажется не более чем яркой, милой и глупой игрой воображения.

– Красиво говоришь, – заметил он. – Давай дальше.

– И еще вот что, – продолжила она. – Сколько мы с тобой путешествовали – завтрак на взморье, обед в горах, ужин в Палм-Спрингс, – но к полуночи всегда возвращались домой: ты высаживал меня у дверей и ехал к себе.

– Совершенно верно. Отличные были поездки. Ну ладно, – сказал он, – а теперь-то какие у тебя ощущения?

– Мысленно я там, – ответила она. – Хорошая была задумка – включить обратный ход.

– Мысленно ты опять в библиотеке, бродишь туда-сюда в одиночку?

– Да.

– Скоро я к тебе присоединюсь, – сказал он. – Только уточним один момент.

– Какой?

– Завтра в двенадцать у нас теннис, но на этот раз мы сыграем одиночную игру, как прежде: я выиграю, а ты продуешь.

– Откуда такая уверенность? В двенадцать. Теннис. Как прежде. А больше ничего не хочешь?

– Если продуешь – с тебя пиво, не забудь.

– Пиво, – повторила она. – Ладно. Что еще? Или мы уже друзья?

– В каком смысле?

– Ну, мы с тобой друзья?

– Конечно.

– Вот и славно. Что-то я устала, в сон клонит, но мне полегчало.

– И мне, – сказал он.

– Тогда голову на свою подушку – и отбой, но у меня к тебе одна просьба.

– Какая?

– Можно взять тебя за руку? Просто так.

– Конечно можно.

– А то меня преследует ужасное ощущение, – объяснила она, – будто кровать завертится и тебя сбросит, а я проснусь и увижу, что мы не держимся за руки.

– А ты держись крепче, – посоветовал он.

Его ладонь нашла ее руку. Оба лежали навытяжку, не двигаясь.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– Да, правильно, спокойной-преспокойной ночи.

Пойдем со мной

Почему Джозеф Керк так поступил, что им двигало – он и сам толком не разобрался. У него в памяти лишь промелькнула череда подобных случаев из прошлого, когда он точно так же приходил в бешенство.