У ночи тысяча глаз

Послышались шаги матери, теперь она вошла в комнату со стопкой тарелок, которые поставила на стол. Открыв дверцы небольшого китайского серванта у стены, принялась по одной ставить тарелки туда, сортируя их по размерам, формам и назначению.

— Я помыла все, кроме ножей, вилок и ложек, — бросила она Эйлин.

Та, движимая желанием убежать, скрыться от нас, живо вскочила со стула. Ни особой настоятельности, ни упрека в замечании матери не прозвучало.

— Я все доделаю, — вызвалась она и скрылась за дверью на кухню.

Мать молча, не обращая на нас внимания, продолжала расставлять тарелки.

— А вы верите в его дар, миссис Магуайр? — спросила ее я.

— Он у него определенно есть. — Она даже не повернулась и не посмотрела на меня.

— Вы давно его знаете?

— Да уж давненько, — кратко бросила она.

Продолжения от нее я не ожидала, к разговору как-то не располагала занятая ею позиция. Она брала тарелку за тарелкой и вытирала края передником. И вдруг женщина заговорила снова, точно и не возникал перерыв в разговоре:

— Мы вместе росли, он, мой муж и я. Бывало, играли втроем. Мы все из одного места. — Тут она опять замолчала.

Напрашивался вопрос. Если бы его не задал отец, его бы задала я.

— Он уже тогда обладал своим даром?

— Да, пожалуй, так. Он у него был всегда.

— А вы его тогда замечали?

— Да как же мы могли? Дети ведь не думают о подобных вещах.

— Но наверняка запомнился случай, когда вы впервые это заметили, — мягко настаивал отец.

— Верно. Однажды, когда ему было лет двенадцать, мы играли на склоне холма, все трое. Внизу виднелась ферма его родителей. Поля расстилались перед нами будто скатерть. Вдруг он бросил играть и сказал: «Мне надо спуститься вниз. Наш амбар горит». Мы повернулись и посмотрели, Фрэнк и я. Амбар стоял внизу освещенный солнцем. День был ясный.

Я слегка склонила голову, глядя не на женщину, а на пол. Отец перестал курить. Мы оба боялись, как бы она не замолчала.

— «Да нет же, не горит», — сказали мы. Воздух над амбаром был совершенно прозрачный, ни малейшего клочка дыма.

Он побежал, ну, мы тоже схватились и побежали следом за ним. И пока не сбежали вниз, никаких признаков пожара не увидели. А когда уже подбежали к самому амбару, из-за двери поползли первые белые клубы дыма. Через минуту дым уже валил из всех щелей.

Люди повыбегали из дома, прибежали с полей, мы все тоже помогали, и огонь потушили, спасли амбар. А после, помню, лежали отдыхали, и Фрэнк позавидовал ему: «У тебя, похоже, очень хорошее зрение. Ведь оттуда, сверху, мы ничего не видели».

А он, ковыряясь с какой-то соломинкой, ответил: «Да ничего я не видел. Знал, что он загорится, вот и все».

Мы не засмеялись над ним, потому что наш друг оказался прав, и спросили его, как же он об этом узнал. Он ответил, что и сам толком не знает. Мы видели, как он, щурясь на солнце, пытается понять, как же все вышло. Потом сказал, и его слова я запомнила на всю жизнь: «Когда мы были на холме, я вдруг подумал о нашем амбаре. Каждый раз, когда о чем-то подумаешь, вместе с мыслью появляется картинка, и она проходит перед тобой, картинка того, о чем ты думаешь. Если думаешь о дереве, на минуту тебе представляется картинка дерева. А думаешь о доме, на мгновение перед тобой встает дом. Вышло так, что я подумал о нашем амбаре. И вдруг, совершенно неожиданно, в голове у меня зажегся яркий свет, и я увидел картину горящего амбара. Картина объятого огнем амбара крепко засела у меня в мозгу. Я посмотрел и увидел: амбар еще не горит, и до меня дошло: значит, непременно загорится».

Мы с отцом не издали ни звука. Пепел с сигары он стряхнул себе в ладонь. Ни я, ни он не пошевельнулись. Затем он протянул руку и стряхнул пепел в поставленную для него пепельницу.

Я не отрывала глаз от пола. «Она рассказала все так просто, это могла быть только истинная правда», — подумала я. В ее бесхитростном повествовании не могло быть никакой уловки.

Убрав последнюю тарелку, женщина закрыла дверцы шкафа и задержалась, протерев несколько раз передником стеклянную круглую ручку, хотя особой нужды в том не было; казалось, она не отдает себе отчета в своих действиях, а мысли ее блуждают где-то далеко-далеко.

В наступившей тишине у Эйлин на кухне звякнуло серебро. Звякнуло в каком-то совсем другом измерении.

Хозяйка продолжала натирать ручку, глядя через комнату куда-то в прошлое, вспоминая ту, канувшую в Лету жизнь.

— Потом происходило много подобных случаев, — тихо продолжала она. — Правда, ни один из них не был таким ярким, таким запоминающимся. Но то случилось впервые. Рассказывать вам о других нет нужды.

— А окружающие знали о его даре? — спросил отец.

— Некоторые — да. Не многие. Постепенно слух распространился по округе, среди тех, кто знал его и нас.

— И как они к этому относились?

Она пожала плечами: