У ночи тысяча глаз

— Здравствуйте, мисс! — заикаясь, еле выговорила она. — Здравствуйте, сэр! — Обхватила себя за плечи и беспомощно огляделась. Казалось, ждала поддержки от кого-то еще, кто мог оказаться с нею в доме.

— Нам можно войти, Эйлин? — спросила я.

— Да-да, пожалуйста, — ответила она и, взявшись за подлокотник, немного пододвинула кресло, но не настолько, чтобы оно стало доступно.

Отец, желая как-то облегчить ее страдания, улыбнулся и задал пару пустых, ничего не значащих вопросов:

— Как здоровье, Эйлин? Как дела?

— О-о, прекрасно, — выдохнула она, — все очень хорошо, сэр. — И снова коснулась подлокотника кресла, на сей раз чтобы вернуть его на место. Затем вроде как съежилась над ним, слегка наклонилась, будто потеряла равновесие и ноги ее не держат. Так поступает ребенок, когда совершенно теряется.

Мы с отцом переглянулись. Милосерднее всего, решила я, сразу же все и выложить.

— Нельзя ли нам поговорить с ним? — спросила я. — Ну, вы знаете, с вашим другом. — При этом я несколько понизила голос, полагая, очевидно, что подобным образом могу придать ей больше уверенности.

Она на мгновение прикусила нижнюю губу — подобно человеку, который морщится от боли. Затем отпустила ее и чуть ли не с облегчением метнулась между нами к двери, будто заранее зная, что ее миссия обречена на провал.

— Я посмотрю, пришёл ли он, — сказала она. — Поднимусь наверх и постучу. Вряд ли он уже дома. Что-то я не слышала, как он проходил.

Эйлин выбежала, оставив дверь открытой. До нас донесся звук ее торопливых шагов по лестнице.

В двери из другой комнаты появилась ее мать и посмотрела на нас. Она неторопливо вытирала полотенцем тарелку, поворачивая ее.

— Добрый вечер, — не слишком приветливо сказала она.

Пока она нас разглядывала, вращение тарелки приостановилось, затем продолжилось снова.

Мой отец вежливо кивнул, я так же сухо ответила: «Добрый вечер».

Эйлин вернулась. Она была спокойней, чем когда уходила. Для робких натур даже отсрочка неприятного дела и то громадная помощь.

— На стук он не отозвался, — доложила она. — Вероятно, еще не пришел.

Старшая женщина проворчала из дверного проема:

— Ты что, хочешь отвести их туда, доказать, что он обладает даром провидца? Не надо. Знаешь же, он не любит незваных гостей.

— Эйлин тут ни при чем, — вмешалась я. — Просто мы попросили о встрече с ним.

— Я хотел бы с ним познакомиться, — делая вид, что не замечает их нерешительности, с непринужденной дружелюбностью поддержал меня отец. — Мне необходимо потолковать с ним. В этом ведь нет ничего плохого, правда? — Оглядевшись, он выбрал для себя кресло. — Можно нам посидеть и подождать?

— Да-да, пожалуйста, — неуверенно пробормотала девушка, хотя действие предшествовало разрешению. И, предприняв последнюю попытку обескуражить нас, она сплела руки и добавила: — Надеюсь, он особенно не задержится. Впрочем, как знать?

— Мы не спешим, — улыбнулся отец. — Я чувствую, с ним действительно стоит поговорить.

Он принялся снимать целлофановую обертку с сигары, разглядывая ее с той неторопливостью и непринужденностью манер, которую умел по желанию напускать на себя, что сразу же обезоруживало оппозицию. Мне случалось видеть, как люди помудреней оказывались беспомощными перед таким простым приемом, перед его кажущейся рассеянностью, что, вероятно, было чистой уловкой.

— Вы не возражаете, если я покурю у вас в гостиной? — спросил он, держа в руке уже очищенную сигару.

— Нет-нет, сэр, что вы! — поспешно воскликнула Эйлин. — Курите, пожалуйста. — Она чувствовала себя спокойнее на знакомой для нее почве гостеприимства и поспешно поставила рядом с ним пепельницу, затем снова отступила назад, запыхавшись от собственных стараний.

Глядя на отца, я подумала, сколько же лет прошло с тех пор, как он в последний раз был там, где ему не рады, и, однако же, намеренно остался, несмотря ни на что. Скорее всего, очень много. Возможно, еще молодым человеком он подобным же образом сидел в одном-двух офисах, добиваясь того, чтобы его приняли, не обращая внимания на безразличие, пока не достиг своей цели и не заключил сделку, которую и намеревался заключить. Только с тех пор, безусловно, он нигде так не сидел. Ни разу за все долгие годы, прошедшие с начала его карьеры. И однако же навыка он не потерял, а по-прежнему владел им прекрасно.

Я примостилась на подлокотнике того же самого кресла, в котором сидел он, и положила руку ему на плечо, подчеркивая таким образом, что мы чувствуем себя совершенно непринужденно.

Мать повернулась и ушла в другую комнату, молча смирившись с нашей настойчивостью. Минуту или две Эйлин подпирала стену, будто к этому ее вынуждало наше присутствие в комнате. Затем, ощутив, видимо, неудобство собственной позы, не только не улучшила свое положение, а, пожалуй, даже ухудшила, бочком опустившись на ближайший стул, слишком далеко от его спинки и как-то уж слишком чопорно.

В комнате воцарилось молчание, никакой беседы не последовало.