У подножия (СИ)

   - Ну, что там у вас? - Командир крыла развернулся на крутящемся кресле, что бы обратить лицо на вход в каюту. Был он невысокого роста, плотного телосложения мужчиной в возрасте около 50-ти лет. Седеющие волосы были тщательно уложены, пышные бакенбарды переходили в ухоженную шкиперскую бородку. На левой щеке под глазом -- белая, почти незаметная ниточка старого шрама. Вместо мундира на капитане фрегата был одет штатный технический комбинезон, окрашенный в цвет индиго. Видимо, так ему было комфортнее.

   - Только что получена шифрограмма от Соунида,- отрапортовала Энвис и протянула капитану левую руку с зажатым в пальцах листком шифрограммы.

   -Давайте,- устало молвил капитан, забрал листок и, разворачиваясь обратно к рабочему столу, буркнул, - можете идти.

   Энвис лихо повернулась на сто восемьдесят градусов, ну прямо как на занятиях по строевой подготовке. Её толстая коса, цвета зрелой пшеницы, достававшая до середины спины, взметнувшись от резкого поворота, и описала небольшой полукруг. Но капитан этого уже не видел, не видел он и того, как она покинула капитанскую каюту. Он уже был полностью поглощён расшифровкой полученной радиограммы.

   Энвис же, закрыв за собой дверь, отправилась в радиорубку. Сейчас она сдаст вахту своему подчинённому, капралу Блейту ар Ивар и отправится спать. Уже скоро. И всё-таки ей было не по себе, что-то пугающее притаилось в ближайшем будущем. Пугающее и неотвратимое. И это заставило ее нервничать, поскольку всегда после появления подобного ощущения случалась какая-нибудь значительная неприятность. А сейчас это ощущение было сильным и рельефным, как никогда. Ладно, надо сдавать вахту и отправляться спать. Как это говорится, один утренний час стоит двух вечерних. Может к утру весь негатив и рассосётся.

   Ночь прошла беспокойно. Сон был прерывистым, тревожным. Что-то определенно снилось, причем что-то гнетущее, давящее. Страшное. За полчаса до подъёма, буквально задыхаясь, она всё-таки вынырнула из тёмных глубин тягостных сновидений, вся мокрая, как мышь, сплошь покрытая холодным потом. Но, лёжа на холодной, пропитавшейся насквозь этим же потом простыне, вспомнить, что же именно ей снилось, она так и не смогла, как ни старалась.

   Когда она вышла из душевой, где долго соскребала со своей кожи липкую грязь ночного кошмара, она почувствовала себя уже немного лучше, но именно немного. Заступать на вахту только через двенадцать часов, поэтому время привести себя в относительный порядок у неё было. Будучи офицером, она могла заказать с камбуза завтрак непосредственно в каюту. Этой своей привилегией она сегодня и решила воспользоваться, так как появляться в кругу сослуживцев, собирающихся на завтрак в кают-компании, со своей слегка помятой, вследствие плохого сна, физиономией, она не пожелала. Да и видеть никого не хотелось, если честно.

   Чашка горячего буна всё-таки помогла глазам окончательно раскрыться. И в мыслях появилась некая ясность, пусть и относительная. После завтрака она решила всё-таки попытаться понять происходящее. Уж очень ей не понравилось ощущение, появившееся вчера и до сих пор её не покинувшее. Ощущение надвигающегося ужаса. Ощущение приближения какого-то фатального события, которое вот-вот произойдёт. Она подозревала, что благодаря именно этому ощущению она пережила сегодня прямо таки незабываемую, бурную, в плохом смысле этого слова, ночь.

   Нечто похожее, хотя и не так интенсивно, она чувствовала примерно за день до того, как ей пришлось средь бела дня убегать, сломя голову. Улепётывать, что было сил, по узким улицам родного провинциального городишки Тарвайна, спотыкаясь на скользких камнях загаженной мостовой, от двух пьяных, но довольно резвых бандитов, которые вознамерились предаться плотским утехам с сочной фигуристой девчонкой. Разумеется, наличие её согласия на это их беспокоило в самую последнюю очередь. Ей было тогда пятнадцать лет и она была уже в неплохой физической форме, что обеспечило ей возможность поддержания приличной скорости до того момента, когда она, задыхаясь, ворвалась таки в дверь своего, с позволения сказать, детского дома. Захлопнула её перед носом ближайшего преследователя, задвинула засов и, для верности, навалилась на неё спиной, стараясь отдышаться. А эти придурки лупили кулаками по дубовым доскам добротного дверного полотна и непристойно ругались. Но все это прекратилось, как только появился наряд полиции, за которым успел сбегать сторож (он же истопник, он же грузчик и подсобный рабочий), благо полицейский участок был через два дома вниз по улице.