У стен Ленинграда

Как только эта каска с двумя рожками появляется перед твоими глазами, сразу забывается все: жажда, усталость, шум в голове. Ты целиком подчинен одному желанию - убить фашиста. Видишь врага - и радуешься его смерти.

Уткнувшись лицом в песок, мы с моим напарником Сидоровым изредка переглядывались. Как это произошло, я не заметил: но когда я снова взглянул на Володю, он лежал беспомощно на боку, лицо его было залито кровью. Я прижался ухом к его груди - он был мертв.

Всего лишь минуту назад Сидоров мне говорил:

- Дыши ровнее и только открытым ртом, не давай биться часто сердцу, а то потеряешь меткость выстрела. - Володя, подмигнув мне, добавил: - Скоро подойдет и наша очередь стрелять.

Задыхаясь от порохового дыма, я стал дышать широко открытым ртом. Сидоров, улыбаясь, отвел глаза от меня и продолжал наблюдение за дорогой. Все это было минуту назад, а сейчас он лежал с лицом, залитым кровью, с черепом, проломленным крупным осколком.

Я не хотел верить тому, что Владимир мертв. Еще и еще раз прижимался ухом к его груди с надеждой уловить хотя бы приглушенный стук сердца. Но сердце снайпера умолкло. Он умер, крепко сжимая в руках винтовку. Я лежал рядом с мертвым другом, полный решимости оберегать его до последнего патрона. Как только прекратилась артиллерийская стрельба, последовал приказ майора:

- Отходить к лощине!

Я положил себе на спину тело Владимира, еще раз взглянул на хлебный колос, чудом уцелевший возле окопа после огненного шквала. Колос по-прежнему раскачивался на тонком стебле, опаленный копотью. "Какая в нем сила жизни!.." Я стал отползать к лощине. Трудно было ползти по изрытому полю, но не мог же я оставить тело товарища.

В лощине ко мне подбежал один из артиллеристов и раздраженно спросил:

- Опять отступаете?

- Нет, не отступаем, а переходим на новые позиции. - Я вынул из чехла лопату и стал рыть могилу.

- Это ваш командир? - допытывался артиллерист.

- Нет, не командир - друг.

Ко мне подошли Бодров и Ульянов. Мы молча, не сказав друг другу ни слова, похоронили нашего товарища, снайпера, коммуниста Владимира Андреевича Сидорова.

Вражеское командование, несмотря на огромные потери, продолжало гнать в бой все новые и новые части, стремясь прорваться к Ропше.

Из кустарника показались танки врага. На бешеной скорости мчались они в нашу сторону. Но не успели немецкие машины преодолеть и трехсот метров, как батарея капитана Столярова подбила первый, потом и второй танк. Раздались оглушительные взрывы - рвались снаряды внутри подбитых машин. Автоматчики стали соскакивать с танков и укрываться в кустарнике. Еще три вражеские машины остановились и загорелись/ Остальные тринадцать танков укрылись на склоне оврага. Теперь огонь батареи Столярова против них был бессилен.

По окопам из уст в уста передавался приказ комбата:

- Приготовить гранаты!

Мы связывали ручные гранаты по нескольку штук вместе и прикрепляли к ним бутылки с горючей жидкостью. Все приготовления были быстро закончены, но никто из нас толком не знал, как мы сумеем подойти к вражеским танкам. Ведь прежде чем мы подползем к машинам на дистанцию броска ручной гранаты, немцы расстреляют нас из пулеметов. А тут еще, как назло, из кустарника стали выползать автоматчики. Они стремились соединиться со своими танками.

Недалеко от нас в окопе стоял майор Чистяков. Лицо его было бледным, на лбу выступили капельки пота; он нервно кусал губы, глаза неотрывно следили за движением автоматчиков. Рядом с комбатом стояли командиры рот Зорин, Воробьев и Круглов.

Воробьев посмотрел в глаза майору:

- Как же быть, товарищ комбат? Неужели пропустим этих гадов в тыл?

- А что вы можете посоветовать?

Наступило тяжелое молчание. Я знал, что лейтенант Воробьев без колебания отдаст свою жизнь, лишь бы не отступать. Но в данном положении эта жертва была бы бессмысленной. В овраге собралось не менее батальона немецких автоматчиков, которые в любую минуту под прикрытием огня танков могли нас атаковать.

Но Воробьев продолжал горячиться и доказывать комбату, что лучше умереть в бою, чем стоять в окопе и ждать, когда тебя пристрелят или растопчут.

Круглов не выдержал и крепко выругался.

- Не горячитесь, лейтенант, нужно обдумать дело хорошенько, возможно, найдем выход.

Воробьев неодобрительно посмотрел на Круглова:

- Выход только один, товарищ старший лейтенант, - атаковать и как можно дороже отдать свою жизнь!

Майор Чистяков дружески потрепал Воробьева по плечу:

- Рановато, друг, умирать собрался. Надо уметь воевать. Мы знаем, что такое война, но кровь проливать попусту нечего. Броситься очертя голову на дула вражеских пушек н автоматов - это не геройство, а трусость перед силой врага.

Комбат взял бинокль и тщательно осмотрел склон оврага, поросший мелким кустарником. Потом продолжил прерванный разговор:

- Вы, товарищ лейтенант, командир и рискуете не только своей жизнью, но и жизнью вверенных вам людей. За них вы отвечаете перед Родиной. Всегда помните это, иначе потеряете самое дорогое: доверие бойца.