У стен Малапаги

Столица была выбрана. Самим после его победы над и под. Перенёс из бывшей. Стал скучать среди храмов и статуй ушедшей. Водил пальцем по карте и наткнулся. Обнаружил подходящее. Дивная долина среди гор. Красивая местность. В зелени и водяные струи. Журчат и вершины в дымке. Сиреневые. Остальное в голубом и палевом. Даже прохладным днём. Воспринимаешь, как предвестье. Осенне-зимние сумерки, и тепло зажимаешь в ладони.

Подобного давно нет. Растеряли по дороге в будущее. Торопились и обронили. Раньше было. Строгий этикет и распорядок быта. Интересуются первым, на второй никакого внимания. Налажен и идёт своим. Без вмешательства извне.

Город отличается великолепием, и после победы сражения отменены и отсутствуют. В исторических сочинениях не найти и не упоминаются. Одно строительство и возведение. Улицы прямые и широки. Дворцы островерхи и входные в орнаменте. Дальний Юго-Восток и умели. Чего не умели, занимали у близкой и родной. Рукой подать. Немного солёной воды и берег. Надо только уметь под парусами и на вёслах. Цветы, драконы и тонкости фантазии. Всё в изображении и красочно. Привлекает. Со всех островов бросились в Новую. Столица уже не вмещает, и синекуры подорожали. Расплодились, но не хватает.

Сейчас идёт дождь и опадают листья вишни, сливы и апельсинового. Розовое и голубое сняли и убрали. До весны. Дымка осталась, но цвет другой и вызывает разочарование. Начинаешь не верить, сомневаться, и пробуждается ревность.

Погода и столица с небом над ними — сохранилось, но безрадостно — в сером. Кружится и трепещет дождевая пыль. Падает, укрывает. В сердце тоска. Берёшь в правую — не левша, и только в эту — кисточку, обмакиваешь в тушечницу — горный хрусталь с драконом, обвился, пригрелся и уснул — и пишешь танку. Без рифм, бессвязно, напоминает. Лепет младенца. Его нет. И, возможно, не сбудется.

Строчки цепляются. Одна тянет другую. Недолго. Жанр, вкус, этикет требуют дисциплины и сдержанности даже в печали. Кисточка выпадает из рук. На яшмовый столик. Слышишь мелодию. Женские голоса выводят. Есть слова, но осенний пейзаж не позволяет различить.

Аой любит поэзию и знает в ней толк. Красивая. Некоторые утверждают, самая. Из провинциального. Недостаток. Восполняется приближённостью семьи к Высочайшему. За услуги, оказанные в последней битве эпохи. В начале царствования. Когда всё неустойчиво.

Аой была фрейлиной Императрицы. Самой юной. Самой красивой? Трудно сказать. Есть эталон, но с отклонениями в ту или другую. Сватались многие. Из знатных и не очень. Разного возраста и отличались чертами лица. Выправка преобладала и была неподражаема. С той битвы.

Некоторые обрюзгли, располнели, — стать сохранилась, — и привыкли холить. Ногти и другие части. Организм не ветшал, но склонность к гармонии и цивилизованному. Образ жизни изменился и стал непохож на прежний. Скитальческий и с мечом в обеих.

Всем было отказано. Уговоры родителей воздействия не имели. Была упряма и своенравна. Что не по ней — летит посуда, фарфор вдребезги и убытки в хозяйстве. Любимица, и избалована. Никто не понимал, в чём причина. Предполагали, дурной характер и девичья придурь. Пройдёт после свадьбы. Замужество — испытанное лекарство с давних. Надо его принять, а для этого выйти. Больной отказывается, и ни в какую. Головная боль у родителей и подозрения влюблённых. Не без основания. У Аой была тайна.

Печальная. Доверить нельзя и некому. Она любила Высочайшего. Позднее стала известна всем и попала в анналы. Могла затеряться среди мусора быта, политики и праздничных церемоний. Но не сделала этого и сохранилась.

Не будем торопиться. Вначале с чего и когда. Исполнилось шестнадцать, и в первый при дворе. Тронная зала. Увидела выход. Вернулась домой, написала танку. С того дня и пошло. Тетрадь за тетрадью. Тонкие листы, переплетены в.

Близкие не в курсе, тревожатся, и нет понимания. Советуются, обращаются и призывают. Ходят к ворожеям и заклинателям. Вызывают на дом. Потом сами издеваются и не верят. Делают правильно, но повторяют.

Наконец устали и отказались. Утомление от глупости, и осознали бесполезность. Жалко фарфор и себя. Обходят и не касаются предмета. Щепетилен, и без толку. Любят и не хотят огорчать. Положились на время. Исправит вывих.

Раньше, когда пытались, следили и неоднократно обыск. В покоях и вокруг. В саду и хозяйственных постройках. Мало ли что. Результата не дало. И отказались. Дополнительно — поумнели за время слежки.

Любовь с бельмом на обоих. Но умеет оберегать чувство. Поэзия не ночевала в родительском. Уверившись в сладком сне любимицы и придурошной, — вдвойне дороже, — погружался в него и весь дом. Аой ждала этого часа. Вначале с трепетом. Пообвыкнув, как делового свидания, начиная волноваться лишь при его приближении. В часу уже ночном, и слегка под утро. Когда сон особенно крепок. У всех. Родителей, горожан, любопытных и Высочайшего.

Относила написанное во дворец. Признание в любви. Имя не называлось. К кому обращено, неясно.