У царя Мидаса ослиные уши

Лалага уже затаила дыхание, чтобы не разбудить сестру, как вдруг осознала, что матрас слишком уж прогнулся в её сторону, а значит, в постели она одна. Да и голос сестры раздавался не сбоку, а дальше, от окна. Там, где сквозь прикрытые ставни протянулась бледная полоска света, виднелась тёмная тень.

Лалага была настолько поражена, что инстинктивно приподнялась на локтях, пытаясь хоть что-то разглядеть, и кровать заскрипела.

– Уходи! – испуганно прошептала Тильда.

На улице послышались быстрые осторожные шаги.

– Кто там? – вполголоса спросила Лалага.

Сестра не двигалась, даже не повернула головы.

– Никого. Спи.

– Я слышала, как ты с кем-то говорила.

– Да отстанешь ты от меня или нет, паршивка? – раздражённо зашипела Тильда. – И днём, и ночью преследуешь! Кто тебя приставил шпионить за мной? Твоя мать? Или моя?

– Я вовсе не шпионю. Ты меня разбудила. Как же мне не услышать?

Тильда с грохотом опустила ставни, которые подняла, чтобы поговорить с таинственным незнакомцем, и, фыркнув, вернулась в кровать, заскрипевшую в темноте под её весом.

– Если я скажу тебе кое-что, поклянись, что никому не расскажешь! – начала она заговорщическим тоном.

– Нет. Хватит с меня твоих секретов. Знаешь, что? Меня это ни капельки не волнует, – ответила Лалага, натягивая на голову подушку. – Дай поспать.

– Пожалуйста. Это очень важно, – голос Тильды стал умоляющим.

– Для тебя – может быть. Но не для меня. Спокойной ночи.

– Слушай, я уверена, что если ты все узнаешь, ты меня поймёшь.

– Нет.

– Лалага, что за ребячество! Ты уже большая девочка. Если мы не можем друг другу доверять...

– Так это ты мне не доверяешь! Иначе зачем столько клясться? Мне можно рассказать всё, что только захочется.

– И ты никому не проболтаешься?

– Конечно, нет.

– Даже Ирен?

– Ирен – не то, что другие. Она моя лучшая подруга. Мы всё друг другу рассказываем.

– Но она же не моя лучшая подруга, а секрет МОЙ, и он должен остаться только между нами. Обещай, что не расскажешь о нём даже Ирен.

– Нет.

– Тогда ты шпионка, сплетница, трещотка проклятая!

И, к удивлению Лалаги, кузина расплакалась.

– Не могу больше! Не могу! – рыдала она.

Лалага протянула руку и погладила её по плечу.

– Ну, хватит, не надо, – почувствовав, что жалеет сестру, она смягчилась. – Ладно, я не скажу даже Ирен. Доверься мне.

– Обещаешь?

– Обещаю. Давай, рассказывай.

Глава двенадцатая

Поминутно всхлипывая и вытирая слезы уголком простыни, Тильда наконец раскрыла тайну своей ссылки: это было, как уже поняла Лалага, наказание и одновременно предосторожность, чтобы не дать ей встречаться с парнем, в которого она влюбилась на рождественских каникулах.

– Но «они» узнали только в мае и пришли в ярость.

– Почему это?

– Говорят, я ещё слишком маленькая.

– Тебе уже почти четырнадцать лет!

– Именно. Но для моей матери, отца, для всех дядюшек и тётушек, дедушки и бабушки, я по-прежнему сопливая малолетка. И он, по их мнению, не лучше.

– А сколько ему?

– Четырнадцать, как и мне. Исполнится перед Рождеством.

– Как его зовут?

– Джорджо.

– Он красивый?

– Замечательный. Похож на Таба Хантера.

Этого актёра Лалага неоднократно видела в кино: симпатичный блондин с доверчивым лицом. Обычно он играл роль младшего брата героя.

– Бабушка говорит, что он, наверное, проходимец, – продолжала Тильда. – Она так думает, хотя ничего о нем не знает. Никто из наших даже не представляет, как он выглядит.

– Он что же, не из твоей школы?

– Нет, из четвертой.

Средняя школа в бедном квартале. Лалага вздохнула. Она начала понимать, что в этой истории проблем не меньше, чем у Монтекки и Капулетти.

– У его отца овощная лавка, – добавила Тильда. – А мать сама надевает фартук и стоит за прилавком.

– Они из бедных?

– Не думаю. У них есть машина, а летом они ездят в Плайямар. Там мы и встретились. Но для Марини этого мало. Тётя Электра говорит, что это презренные, вульгарные люди и что она ни за что бы не пустила мать Джорджо дальше прихожей.

– Прости, но он-то в чём виноват?

– Ни в чём. Но когда они узнали, что мы гуляем вместе, даже побили меня, представляешь? И запретили выходить на улицу одной.

Лалаге стало жаль расчувствовавшуюся сестру, и она, протянув руку, снова погладила ту по плечу.

– Но мы все равно продолжали встречаться. Мне помогали подруги. Чего только мы вместе не напридумывали!

– Так ты с ним встречалась? И не боялась, что кто-нибудь узнает?

– Уже узнали. Папа нашёл письмо, которое я забыла в книге. Он очень кричал, дал мне пощёчину и даже собирался заявиться к отцу Джорджо с угрозами. А дедушка сказал: «Какой позор – якшаться с сыном зеленщика!» Настоящая трагедия.

– А потом?

– Потом бабушка сказала, чтобы он прекратил. Достаточно того, чтобы я стану выходить из дома только в сопровождении горничной, а летом, когда Джорджо уедет с родителями в Плайямар, меня отправят на все каникулы к вам. «С глаз долой – из сердца вон», – вот что сказала эта старая ведьма. По её словам, за несколько месяцев я его забуду.

Услышав это, Лалага тоже рассердилась. И даже обиделась на бабушку.

Глава тринадцатая