У царя Мидаса ослиные уши

Правда, помимо множества недостатков, остров обладал как минимум одним достоинством: прислуга здесь обходилась дешевле, так что кроме Аузилии, которую они привезли с собой из Тароса, Пау держали кухарку, прачку и двух молоденьких нянь для близнецов, хотя в Лоссае тётя Ринучча за те же деньги едва могла позволить себе кухарку и горничную.

Глава вторая

Годы один за другим уходили в прошлое. Старшая дочь уже заканчивала начальную школу, поэтому прошлым летом всё семейство Марини собралось вместе, чтобы решить, как с ней быть дальше. Лалаге предстояло оставить родителей, братьев и сестру на острове, а самой отправиться в город, в первый класс средней школы.

Доктор Пау надеялся, что кто-то из многочисленных тётушек и дядюшек жены предложит девочке пожить в своём доме, чтобы она могла ходить в ту же школу, что и все её двоюродные братья и сестры. На свою семью он не рассчитывал, потому что его родственники давно состарились и большую часть времени проводили в загородных домах.

К тому времени Лалага уже давно мечтала осуществить своё самое заветное желание: жить в доме Сорренти, делить спальню с Тильдой, вместе с ней идти по утрам в школу, а может быть, даже войти в число её подруг, пусть даже разница в возрасте и делала это маловероятным.

Но тётя Ринучча и знать ничего не хотела.

– Если бы ещё речь шла о мальчике... – возмущалась она. – Но девочка – это слишком большая ответственность. Мне хватает проблем с собственной дочерью: она, видите ли, утверждает, что имеет полное право выходить на улицу одна, когда ей вздумается, и весь день где-то шляться.

Пожилые бабушка и дедушка Марини тоже не были уверены, чтобы готовы коренным образом изменить свои привычки и расписание ради маленькой девочки.

Дядя Даниэле растил пятерых сыновей, младшему всего три года, и никак не мог взвалить на эту святую великомученицу, свою жену, дополнительные заботы, которые только увеличили бы её усталость и рассеянность. Тётя Электра детей не имела и, более того, никогда не хотела. Только представьте, как горячо они с мужем желали после двадцати лет тихого и спокойного брака начать ругаться с сопливой девчонкой, которая даже не приходится им дочерью!

Так что в конце концов мать Лалаги, возмущённая таким эгоизмом и нежеланием прийти на помощь, гордо заявила всем прочим Марини, что её дочь отправится в интернат. В Лоссае как раз был один такой – «Благоговение», прекрасный интернат, которым заправляли французские монахини: там учились только девочки из хороших семей. Немного дороговато, конечно, но чего не сделаешь для любимой дочери...

К родственникам тотчас же вернулись доброта и щедрость, и они стали наперебой приглашать племянницу на воскресные обеды, предлагать сводить её к зубному врачу, в кино или в театр по выходным, – в общем, сделать всё, чтобы девочка ни в коем случае не перестала чувствовать тепло и заботу настоящей семьи.

Глава третья

Мнением самой Лалаги никто не поинтересовался. А ведь для девочки, с пяти лет жившей в атмосфере полной свободы (и даже некоторой дикости, как жаловалась бабушка) на почти необитаемом острове, быть запертой в интернате – это не шуточки.

Интернат, думала тогда Лалага, означает не только то, что ты оставляешь семью и уходишь жить к чужим людям. Это также означает, что ты не можешь одеваться так, как тебе нравится, а всегда носишь нелепую форму. Это означает, что ты ешь в трапезной, старательно поджимая локти и держа голову ровно, а в тарелке не должна оставить ни крошки отвратительной бурды, которой тебя кормят. Спишь ты в одной общей комнате с тридцатью девочками-иностранками, которые храпят или рыдают во сне. Тебе приходится соблюдать правила и жёсткое расписание: время для учёбы, время для игры, в девять гасят свет, в семь встают, всего десять минут, чтобы умыться и одеться. И почти никогда не выходишь из мрачного здания, потому что школа находится здесь же, – лишь раз в неделю, и то если за тобой явится какой-нибудь сердобольный родственник.

Всё это Лалага знала ещё до того, как получила по почте правила «Благоговения». Она читала о таком в романах: например, в «Джанни Урагани», «Маленькой принцессе», сокращённой версии «Джейн Эйр» или других историях о детях-сиротах, которым попадание в интернат не сулило ничего хорошего.

Её подруга Ирен, «девчонка из бара Карлетто», на Серпентарии с самого первого класса сидевшая с Лалагой за одной партой и делившая с ней не только удары учительской линейки, но и купания, прогулки, разведывательные вылазки, кражи арбузов и поиски пиратских сокровищ, узнав об ужасных вещах, что ждали её в городе, решительно заключила: «Я бы там и недели не продержалась».