— Пятнадцать! — кричит он, закончив играть. Я надеваю халат и подхожу к окну, не задумываясь о том, что на голове у меня скорее всего полный бардак. — Я могу объяснить!
На долю секунды мне кажется, что это Тайл научил его фразам из сценариев, но потом понимаю: он действительно расстроен. Я качаю головой и задергиваю шторы. На часах 10:15, через сорок пять минут у меня фотосессия для «Нью-Йорк таймс». Неприятно говорить, но сейчас бы пригодилась помощь кого-то вроде Рейчел-один. Вместо этого мне приходится обратиться к Тайлу. Он помогает мне подобрать одежду: простое красное платье с отделкой жемчужного цвета — и придерживает мои волосы, пока я подвожу глаза.
— Знаешь, Тайл, наверное, там будет визажист.
Он не так оптимистичен:
— Они же фотографируют тебя не для рекламы. Это же расследование.
Он явно не знает, что значит расследование, но я не протестую.
— Кстати, — говорит брат, помогая мне надеть левый ботинок, — у тебя здорово получилось вчера вечером. Думаю, у тебя есть будущее.
Почему-то услышать это от Тайла для меня важнее, чем от любой знаменитости.
Позже, после контрольной по истории, за которую я вряд ли получу больше тройки, меня фотографируют для «Таймс». Фотосессия проходит в студии с белыми стенами. Фотограф — лысый европеец. Его помощников зовут — я не шучу — Франц и Ганс, и они соответствуют всем возможным стереотипам. Он помогает мне расслабиться и почувствовать себя как дома, играя со мной в ассоциации. Он выкрикивает слово, а я должна отвечать первое, что приходит в голову. Получается примерно так:
— Голубое платье.
— Мама.
— Кокос.
— Разбитая голова.
— Желтый.
Я отвечаю:
— Карри. — И в этот момент он делает снимок.
Моя стеснительность куда-то девается, я излучаю уверенность, которой раньше в себе не замечала. Целых полтора часа я не думаю ни об Оливере, ни о Рейчел-один. Во время интервью меня угощают горячим шоколадом и печеньем. У репортера, — она тоже из Европы, — черные волосы, падающие на глаза. Она задает мне массу технических вопросов по фотографии. Я отвечаю примерно так же, как ответил бы Тайл. Я читала инструкцию к своей камере, но на самом деле вряд ли смогу объяснить, что делаю. Впрочем, я ей, кажется, нравлюсь. В конце интервью добавляю:
— Мне просто хочется по-новому взглянуть на вещи.
Я, конечно, звезда, но сегодня последний день учебы. Десятиклассник добывает мне дополнительный пончик во время ланча, и новенькие девочки дарят мне цветы. Я даже вынимаю один из букета и вставляю в волосы. По дороге домой люди смотрят на меня и перешептываются.
Я иду в блинный ресторанчик, и у меня такое чувство, что я предаю Оливера, встречаясь здесь с Ричардом, которому здесь нравится, и он тоже делает заказ на французском. Я решаю учить другой язык.
Он заказывает блинчики с бананами, я — с ветчиной. Ричард говорит, что скучает по Джулиану, но одновременно рад: в его отсутствие можно есть больше. Я пытаюсь придумать, как напроситься к ним в гости, но он неожиданно предлагает заехать к ним, будто Италия — это где-то в Квинсе.
— Ты даже не представляешь, как я этого хочу. Столько всего случилось за последнее время, мне надо выбраться из дома.
— Ну ладно. Значит, ты едешь в Италию. — Ричард жестом просит официанта принести счет. — Придется, правда, потрудиться, чтобы убедить в этом твоего отца.
— Шутишь? За ним должок. Я сумею заставить его согласиться.
— Ну-ну… Девушка, которая знает, чего хочет.
Мы идем домой, и я пытаюсь вспомнить, когда раньше мне было настолько же хорошо. Когда Орландо жил у нас и… в Нью-Мексико.
— Помнишь Санта-Фе? — спрашиваю я.
— Разве это можно забыть?
Мама однажды велела нашему водителю забрать меня из школы прямо посреди уроков и отвезти в аэропорт Тетерборо, где мы встретили ее на частном самолете. Как и в случае с домом на Гудзоне, она не сказала мне, куда мы летим. Я помню, как удивилась тому, что в самолете был холодильник с шестью сортами мороженого. Когда мы прилетели, нас тут же усадили в лимузин, и я смотрела в окно, пока мы ехали по каньону. Земля вокруг нас была темно-красного цвета. Помню, как радовалась тому, что приехала в незнакомое место во время учебы. Я внезапно стала человеком, которому можно завидовать. Не столько тому, что меня забрали из школы, сколько тому, что меня оттуда забрали по важному поводу — и этот повод включал в себя частные самолеты и мороженое.