У великих истоков

Вместе с Голубенко решили верхом объехать позиции. Член Военного совета знакомился с частями. Я занималась своим делом: определяла места расположения перевязочных пунктов, маршруты санлетучек, стоянки санитарных поездов, которые подходили из Киева, тут же намечала линию эвакуации.

* * *

Сигналом к наступлению наших армий по всему фронту от Одессы до Житомира служит переход Днестра.

В Тирасполе, Рыбнице, Дубоссарах собраны наиболее испытанные, проверенные части. К моменту наступления подойдет хорошо вооруженная 6-я дивизия под командованием Григорьева.

С группой членов Реввоенсовета 2-й Украинской армии прибываем на рассвете в Тирасполь. Небольшой городок на берегу Днестра. Река широко разлилась, и сторожевое охранение находится почти у самой воды. Румынский берег кажется пустынным, но товарищи предупреждают:

— Будьте осторожны!

Рассказывают, как праздновали несколько дней назад Первое мая. Праздничный Тирасполь веселился даже ночью. А на том берегу выстрелами разгоняли беззащитных крестьян, собравшихся поглядеть на невиданное зрелище…

За городом, у развалин старой крепости, встретили крепкий заслон, стерегущий подступы к Днестру. Провели партийное собрание комсостава. Настроение у людей боевое, радостное.

Тираспольский район дал отличных боевиков, хороших руководителей, многие из которых влились в регулярные части Красной Армии.

Дальнейший маршрут — через Бирзулу на Рыбницу, оттуда на лошадях в Дубоссары, чтобы руководить операцией с центрального пункта. Переправа назначена в ночь на шестое мая.

В Бирзуле — штаб первой бригады 5-й дивизии. Коренастый широкоплечий комбриг Ткаченко, крепко стоящий на чуть расставленных ногах, немножко ерепенится перед высшим начальством.

Сразу короб жалоб: снабжение отвратительное, шлют не то, что надо. А что находится под рукой — брать не смей: дисциплина. «Комиссара в бригаду прислали! Да он мне во внуки годится!»

Зато, когда разговор заходит о форсировании Днестра, Ткаченко преображается прямо на глазах:

— В полночь, как скроется луна, сколотим прочные большие плоты. На веревках спустим на воду. Течение прибьет плоты к противоположному берегу. Высадимся, установим пулеметы. Плоты с помощью веревок оттянем назад. Так и переправим целый полк. А на рассвете… Эх, на рассвете… — следует несколько слов, которых не терпит бумага, но которые от этого не становятся менее выразительными.

Ткаченко, вероятно, мысленно видел своих чубатых хлопцев из 1-го Знаменского переплывающими Днестр в ночном тумане…

От Бирзулы до Рыбницы добираемся в товарном вагоне. С румынского берега по дымку бьет артиллерия. Состав останавливается в нескольких сотнях метров от Рыбницы. Насыпь вся на виду. За естественным прикрытием в котловине — полусамодельный бронепоезд.

— Есть две бронированные площадки! — с гордостью говорит командир бронепоезда и открывает стрельбу.

* * *

Городок, больше похожий на местечко, лежит в ложбине у самого берега. Рядом огромный, взорванный румынами мост.

Воинские части стоят за горкой у сахарного завода. Позиция здесь совсем не защищена, и потому в Рыбнице неспокойно: часто врываются румыны. Стоит только уйти нашим заставам, а это случается нередко, непрошеные гости тут как тут.

С трудом разыскиваем местных коммунистов и членов Совета. Они здесь на полулегальном положении.

Собираемся в подвале при огарке свечи. Как непривычно, наверное, звучат для измученных людей наши бодрые голоса!

Мы — вестники больших городов с многотысячными отрядами рабочих, устанавливающих власть трудящихся на просторах советской Украины, советской России. А товарищи из Рыбницы месяцами живут в ожидании: придут, схватят, уведут… Они согнувшись переходят улицы: с того берега берут на прицел всякое живое существо. Все здания точно изуродованы проказой. Это следы артиллерийских «поцелуев».

Расставаясь, крепко жмем руки; знаем: для многих из нас эта встреча — последняя.

Тихой лунной ночью осторожно пробираемся к берегу через цветущий сливовый сад.

Днестр неспокоен. Обломки сброшенной в воду центральной фермы моста похожи на чудовищного зверя, который пьет воду, вызывая кипение и всплески вокруг. Стальные соединения кажутся подвижными, гибкими и отливают серебром в ночной полутьме.

На противоположном берегу маячит часовой — то покажется, то скроется в тени, то появится снова, освещенный неверным светом луны.

Сквозь шум реки изредка доносятся обрывки чужой речи, — видимо, часовой переговаривается с заставой.

Постояв на берегу, возвращаемся к сахарному заводу. В помещении конторы набилось человек сто — это крепкий рабочий костяк, это те, кто сберег оборудование. А сколько прошло банд!

Спать нас отправляют в квартиру управляющего. Ведут через длинный коридор в нежилую комнату, забитую походными кроватями. В углу сиротливо приткнулся умывальник.

Окатившись холодной водой, молодой комиссар из бригады Ткаченко делает гимнастику. Мы весело подтруниваем над парнем.

Фыркая и брызгаясь, умывается тучный начальник штаба. Он так и не снял с себя необъятную дорожную сумку, бинокль, патронташ, револьверы.