У великих истоков

Станция Верховцево. Густые толпы вооруженных. В одном месте что-то вроде митинга.

— Коммунию разводить хотят! Нас гонят с румынами воевать, венгерскую коммунию защищать, а здесь чтоб кацапы грабили наши хаты, чтобы хлеб и сало вывозили в Россию!

— Никуда от своих мест не пойдем!

— Мало им нашего брата в коммунию загонять… Иди еще помирать за ихних пролетариев всех стран!

— К черту пролетариев!

— Стреляй кацапов, коммунистов, жидов!

— Комиссаров к стенке!

Кого-то тащат. Выстрелы, крики, брань. Железнодорожники из депо кого-то защищают. Сутолока. Сумятица. Несколько человек в растерзанных гимнастерках вырываются из рук григорьевцев. Рабочие из депо заслоняют их живой стеной от бандитов. Спасенные скрываются между пакгаузами и, пользуясь наступившей темнотой, уходят в сторону Екатеринослава[12].

Среди них был и работник политуправления Наркомвоена Украины. Добравшись до Екатеринослава, он явился в Реввоенсовет 2-й Украинской армии.

— Григорьев поднял мятеж. Я видел своими глазами…

— Померещилось, не иначе. Вечером ждем Григорьева. Будем обсуждать порядок переброски его дивизии на Днестр. А ты — «мятеж»…

Вечером Григорьев прислал в Реввоенсовет свой манифест-»универсал»:

«Геть правительство авантюрыста Раковского! Хай жыве радянська влада без жыдив, кацапив и коммунистив!»

Это было наглое объявление войны.

Многотысячная дивизия Григорьева, насыщенная всеми видами вооружения, тесно связанная с местным кулачеством и взбунтовавшаяся под кулацко-националистическими лозунгами, грозной опасностью нависла над Екатеринославом с запада. С востока угрожающе безмолвствовала другая враждебная сила — 1-я народно-революционная повстанческая армия имени батьки Махно, — также вооруженная до зубов. Столицей Григорьева была Александрия и село Верблюжье. Батько Махно избрал своей резиденцией богатое село Гуляй-Поле. А между ними находился Екатеринослав со штабами и худосочными воинскими частями, самой надежной из которых была сотня молодых ребят из губернской партийной школы, наскоро вооруженная старинными однозарядными берданками.

Что делать? Каковы позиции Махно, его намерения? Не собирается ли он нанести удар? Надо попытаться выяснить его подлинные замыслы. Это мог бы сделать кто-либо из его дружков анархистов. А что, если попробовать запросить Махно от имени такого дружка? Телеграфный провод из Екатеринослава в Гуляй-Поле идет через узловую станцию Синельниково. Что, если приказать Синельниково вызвать Гуляй-Поле и повести разговор от имени будто бы приехавшего в Синельниково приятеля батьки — анархиста Якова Алого и расспросить, что думает делать Махно в связи с мятежом Григорьева.

Попробовали. Телеграфный аппарат выстукивает позывные Махно:

— МХ… МХ… МХ… — Я МХ. Что надо? — Позовите к проводу батьку Махно. — Кто говорит? — Яков Алый. Пробрался в Синельниково. Надо переговорить с Нестором Ивановичем. — У аппарата командарм батько Махно. Кто на проводе? — Яков Алый. Я в Синельниково. Какой позиции держаться в отношении Григорьева?

Телеграфный аппарат вдруг задробил, по ленте побежали сигналы синельниковского телеграфа, перебившего Екатеринослав.

— Батько, обман! Говорит не Синельниково, а Екатеринослав!

Снова задробил телеграфный аппарат. На этот раз он отстукивал отборнейшую брань. Переждав, когда утихнут тирады, Реввоенсовет задал Махно уже официальный вопрос:

— Ваше отношение к григорьевскому восстанию?

Несколько минут аппарат молчал. Затем на ленте появился ответ:

— Командарм Первой народно-революционной повстанческой армии имени батьки Махно в борьбу политических авантюристов не вмешивается…

Ответ был наглый, но вызвал в Екатеринославе вздох облегчения: нападение с двух фронтов не грозило. Отсутствие единого фронта между кулацко-махновской и кулацко-националистической контрреволюцией было спасением для пролетарского Екатеринослава. Забегая вперед, скажу, что через некоторое время, когда благодаря мудрой политике партии и стойкости частей Красной Армии григорьевщина была разгромлена, последний удар по Григорьеву нанес именно батько Махно: во время личной встречи он пристрелил мятежного атамана.

* * *

Бригада Ткаченко.

Говорим с Одессой. Григорьев восстал, громит Советы, устраивает погромы, отказался выполнить приказ о переброске частей, захватил Знаменку, Елисаветград, грозит идти на Одессу.

Начальником 6-й дивизии назначается Ткаченко.

— Давно говорил вам об этом предателе. Не верили! Я его, гада, насквозь видел!

Ткаченко приказано идти на Помошную, связаться с частями, направленными из Одессы, и ждать дальнейших распоряжений.

3

Поезд мчит берегом Черного моря. По постановлению Реввоенсовета армии едем в Вознесенск. Надо организовать командование всеми частями, оперирующими против Григорьева с юга. В Одессе узнали о погромах, о лозунгах, под которыми выступил Григорьев, о настроении крестьянства, испуганного «коммунией» и продразверсткой, об активности петлюровской агентуры.