У врага за пазухой (СИ)

В сухом остатке лишь три варианта: поехать к маме, вернуться домой или согласиться пожить у Вольского.

Выбирать не из чего, но Ярослава отметаю сразу. Я не готова платить сексом за ночлег. И еще больше не готова получать удовольствие от компании того, кого должна ненавидеть.

С мамой ситуация не лучше. Стоимость места на ее диване может оказаться слишком высокой для моей нервной системы. Ради ванны и шести часов сна придется впихнуть себя в шкуру прежней маленькой девочки, которая не имела права на свое мнение и должна была поддакивать маме двадцать четыре на семь.

Последний вариант — собственная квартира — одним воспоминанием о пистолете вызывает на душе жесткий раздрай.

Это нет! Нет! И еще раз нет!

Уборка не пугает. Плевать на то, что многое придется выбросить. Но мысль об убийце, который ходил по спальне, трогал кровать, переворачивал подушки и может это повторить, неподъемна для психики.

Я мало чего боюсь, — разучилась после смерти отца — однако возвращение домой пока табу. Настолько сильное, что готова ночевать на рабочем месте, лишь бы случайно не пересечься с непрошеным гостем.

К позднему вечеру ночевка в редакции уже не кажется чем-то фантастическим. Коллеги давно разбрелись по делам. Церберша, охраняющая диван в приемной Ломоносова, уехала домой, а сам главред отчалил на какую-то встречу. Подозреваю, с концами.

К одиннадцати, уставшая и голодная, я начинаю всерьез подумывать о диванчике. Но короткой перебежке из кабинета в приемную мешает появление неожиданного посетителя.

— Предсказуемо. — Вольский без особого интереса рассматривает мое рабочее место.

— Кажется, мы попрощались. — Суетливо навожу порядок на столе.

— Кто-то обещал подыскать себе новое жилье.

— Я все еще в поисках. В Питере непросто подобрать что-то приличное.

— Удивительно! Как я мог не догадаться?!

Не спрашивая, он складывает мой ноутбук в сумку и берет ее в заложники — под мышку.

— К тебе я больше не поеду. — Изо всех сил стараюсь выглядеть бодрой и решительной. Пофиг, что за прошедшие сутки спала не больше четырех часов. — Мы договаривались.

— У меня для тебя плохие новости. Я не веду переговоры с женщинами.

Словно одного ноутбука ему мало, этот гад берется за меня: заставив оторвать попу от кресла, прижимает к своему железобетонному боку.

— Шовинист! — Голос почему-то хрипнет.

— Динамщица, — равняет счет Вольский.

— Вот и не нарывайся! Я же сказала, что не хочу тебя больше стеснять.

Попытка освободиться ничего не дает. Я оказываюсь ближе и теперь чувствую каждую его литую мышцу и стук сердца.

— Тогда считай, тебе повезло. Мы едем не ко мне.

— Это шутка такая? — На миг забываю, что нужно сопротивляться.

— Обстоятельства изменились. Я отвезу тебя в другую квартиру, она оформлена на знакомого. Поживешь там, сколько нужно. Заодно местная охрана присмотрит, чтобы все было в порядке.

— Это ж каким способом мне нужно будет отрабатывать такую щедрость?

— Умница! Мыслишь в правильном направлении. Детали лучше согласуем на месте.

Не отпускает ощущение, что Вольский недоговаривает что-то важное. Все это мало тянет на широкий жест. Либо в его квартире появилась другая женщина, интереснее и сговорчивее. Либо кое-кто старается скрыть нашу связь.

Глупая бабская часть меня отчаянно хочет верить во вторую теорию. Лишняя скрытность пока еще никому не помешала. Но я слишком хорошо помню Вику и тот хозяйский жест, которым она развязывала галстук на шее Ярослава.

— Хорошо. Только на одну ночь. — Судя по всему, бояться нечего. Никто не будет покушаться на мои нижние девяносто или насиловать губы голодными поцелуями. — Потом я продолжу поиски жилья.

— Второй проблеск сознания за минуту! — Мерзавец целует меня в лоб. — Надо запомнить, что ты так умеешь! — Прихватив пакет с вещами, Ярослав направляется к лифту.

***

Остаток вечера и ночь проходят как в тумане. Засыпаю я, кажется, еще в машине. Ума не приложу, как так получается, но следующее воспоминание уже о квартире. Вроде бы сама кое-как принимаю душ, добираюсь до кровати и даже переодеваюсь.

Память отказывается показывать Вольского. Не помню его ни в ванной, ни в спальне. И лишь словно записанный на подкорке вопрос «А что, трахать сегодня не будут?» и мой горящий, как после серии хороших шлепков, зад подсказывают, что его сиятельство исчезло далеко не сразу.

Новый день я встречаю в одиночестве и без оладий. Первое радует, от второго почему-то грустно. «Прикормил паршивец!» — тут же догадывается внутренний циник. Учитывая, что оба мужа никогда не готовили, дело, конечно, нехитрое.

Если желудок мужчины – это путь к его сердцу, то с неискушенным женским желудком все намного проще. Я думаю о проклятых оладьях, пока одеваюсь. Вспоминаю их аромат, когда заталкиваю в себя бутерброд с сыром и горький кофе. А в такси по дороге на работу твердо решаю заказать в доставке оладьи от какого-нибудь шефа и выкинуть из головы стряпню Вольского.

Совсем не те вещи, о которых нужно думать перед насыщенным рабочим днем. Полный сдвиг по фазе из-за одного нахального самца.