Убей меня по-братски

– Ну, не скажи. Точно не девушка – это очевидно. Погоди расстраиваться. Мне кажется, я вспомнила, откуда я знаю кожаную куртку с красно-желтой эмблемой на спине. Похожую я видела на одном из своих клиентов. Уверяю тебя, что она по карману только состоятельным. И мой клиент именно такой. Ее цена порядка ста тысяч рублей. Прямо сейчас позвоню ему и спрошу, где в Тарасове продаются такие куртки. Не думаю, что их многие могут себе позволить.

Я набрала номер Николая, директора агентства недвижимости, которому когда-то спасла жизнь. Мы виделись с ним пару недель назад на горнолыжном курорте, и тогда он предложил мне помощь в любом деле. Кажется, этот день настал.

– Слушаю тебя, Татьяна! – Не успела я поздороваться с ним первая.

– Привет, Коля! Я же обещала, что обращусь к тебе за помощью.

– Ты же знаешь, что я всегда рад тебе помочь. Так в чем дело?

– Помнишь, ты хвастался мне своей новой кожаной курткой с красно-желтым логотипом на спине?

– Да, конечно. Неужели ты помнишь?

– Не забывай, у меня феноменальная память. Но сейчас не об этом. Где ты ее приобрел?

– В магазине «Элита». Его владелец – мой приятель. Хочешь прикупить курточку? Но они только на мужчин. Хотя, думаю, на тебе она смотрелась бы сексуально.

– Боюсь, что пока мне такой наряд не по карману. Просто эта куртка фигурирует в одном нашем деле. И я вспомнила про тебя. Дашь телефон директора?

– Ну конечно. Сделаю все, чтобы помочь следствию.

Уже через минуту у меня был номер владельца магазина. Я позвонила ему, объяснив ситуацию, и, к счастью, он оказался сговорчивым. По его словам, в Тарасове такую куртку купили шесть человек. Но по телефону он называть покупателей отказался. Зато лично готов был пообщаться. Головин дал «добро» на то, чтобы я съездила к нему в одиночку. А сам в это время сел заполнять бумажки.

– Думаешь, эти два преступления могут быть связаны? Сын и мать убиты с разницей в две недели, – проговорил он, словно общаясь сам с собой.

Я задумалась.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Почерк не похож. Григорию подстроили смерть по естественным причинам. Это не так-то просто и не дает гарантий, что сердце не выдержит в какой-то конкретный момент. Он мог успеть обратиться в больницу, например, и его бы спасли. Полину же… ударили по голове. Бутылкой, заметь – вполне возможно, изначально намерения убить у нашего неизвестного не было. В квартиру его впустили с легкостью – скорее всего, знакомый. И уже там что-то вывело его из себя, и он воспользовался тем, что было под рукой.

– Согласен, – кивнул Головин. – Я бы сказал, что преступление совершено в состоянии аффекта. И удары бутылкой далеко не всегда приводят к смерти.

– Ну да, Ковурский же отделался сотрясением мозга, – кивнула я. – Но и связь между преступлениями мы отрицать не можем. Григорий и Полина как минимум влезли в незаконное дело, планируя выкрасть и нелегально перевезти ее детей. Кстати, о турецком муже…

– Ну да, звони, – кивнул на телефон Головин. – Все равно выводы делать пока рано. Дождемся результатов экспертизы. Может, повезет, и в квартире найдут чьи-нибудь отпечатки пальцев, кроме жертв.

– И все-таки с Полиной, мне кажется, что-то личное замешано. На мой взгляд, неплохо бы обратить внимание на семью Ковурского. Если допустить, что его не убили не случайно… У него ведь сын такого же возраста, что и подозреваемый. Я видела, что он пришел его навестить в больницу.

– Убил любовницу, рассек голову отцу и пришел попросить прощения? – ухмыльнулся Головин.

– И такое возможно. Ковурская всю жизнь страдает, живя с человеком, который ее не любит и даже, получается, не слишком уважает. Она была в курсе его любовной связи… Но по силуэту не подходит. Теоретически – сын мог постараться защитить мать. Тем более если до него дошли слухи, что Полина вернулась в Тарасов насовсем.

– Версия вполне имеет право на существование, – кивнул Головин. – Но ее надо еще доказать.

Я потянулась к телефону и набрала номер мужа Полины, Амира.

Амир ответил на звонок сразу. Мой турецкий был, конечно, не идеальным, но мужчина на том конце провода понял, о чем я сообщила. Его реакция почему-то меня совсем не удивила. Он отвечал спокойно. И, как мне показалось, совсем не расстроился. Либо просто турецкие мужчины совсем не эмоциональны. Амир сообщил мне, что приехать на похороны не сможет, потому что не оставит дома одних маленьких детей. Он пообещал, что пришлет деньги.

Разговор получился короче, чем я думала. Мне показалось, что для Амира даже гибель жены не стала поводом для ее прощения. Впрочем, возможно, он изучил ее почти за двадцать лет совместной жизни и понимал, что ее смерть – единственное гарантированное решение проблем с дележкой детей.

Параллельно со мной Головин звонил Галине Петровне, матери Полины. Смерть единственной дочери женщина приняла стойко. Впрочем, я помнила, что они не общались много лет. Но для меня стало неожиданным то, что Галина Петровна не знала, что произошло с Полиной. И что она вернулась в страну.