Убийства в монастыре, или Таинственные хроники

— Нет, нет, нет! Я так много ждала от Софии! Я думала, рядом с ней мне больше не будет больно, когда я буду вспоминать свою жизнь. Но возраст лишил ее разума. Она обманула меня! Намеренно показала себя чувствительной и мягкой. Как будто не знала, что такой быть женщине никак нельзя, иначе все пропало! Когда я боролась за то, чтобы наконец обрести покой, я руководствовалась, твердым расчетом, а не чувствами!

Иоланта споткнулась. Она и не подозревала, что у Роэзии такие сильные руки.

Настоятельница запуталась, заблудилась в туманной стране воспоминаний, и ее тело превратилось в инструмент больного рассудка. Теперь, когда она приходила в себя, вся ее сила будто сосредоточилась в руках. Они трясли Иоланту и подбирались к ее горлу.

— Оставь меня в покое! Исчезни! Больше никогда не говори ни о Софии, ни о ее хронике! — ревела Роэзия.

— Роэзия, — сказала Иоланта, пытаясь сохранять хладнокровие.

— Защищаться нет никакого смысла. Я знаю, что ты убила Софию. Знаю, что ты убила и Катерину, и Грету, потому что они знали о содержании хроники, и Элоизу, потому что она стала тебя подозревать. И я не единственная, кому это известно. Я рассказала об этом всем, епископ тоже в курсе. Только для того, чтобы уберечь тебя, я попросила их оставить меня с тобой наедине.

Пока она говорила, Роэзия стояла, не шевелясь, ее взгляд был мутным. Но как только Иоланта замолчала, она снова схватила ее.

— Прекрати! Сейчас же прекрати! Всего этого не было!

— Ты не можешь дольше лгать. Пора признать, что это правда!

— Но она не имеет смысла! Не имеет смысла, что думаете вы, глупые, ограниченные, наивные женщины!

— Роэзия, пожалуйста!

Иоланта надеялась, что Роэзия сама придет в себя, и не защищалась. Теперь, когда хватка Роэзии усилилась, она вцепилась в ее запястья и попыталась отнять ее руки от своей шеи. Это ей не удалось. Роэзия сжала ее гортань, так что ей нечем было дышать и она подумала, что ее язык разбух до невероятных размеров.

Иоланта снова попыталась выкрикнуть имя Роэзии. Но ей удалось издать лишь жалкий хрип, и он затерялся в глухом, слепом, темном уголке ее души, там, где никто и никогда не мог его услышать.

Глава XX

1240 год

— Вы не должны этого писать! Это против всех законов! Разумный и образованный человек никогда бы такого не написал! Это бабья болтовня, всего лишь глупая бабья болтовня!

Роэзия вышла из себя.

Три года прошло после того ужасного дня, когда София сожгла свою первую хронику. Роэзии тогда с трудом удалось скрыть свое неодобрение. Она сделала вид, что успокоена тем, что София начала писать новую хронику, и перестала упрекать ее в ее невероятном поступке.

Теперь, перелистывая пергаментные страницы, она была не в силах сдержать разочарования, и оно изливалось в злобных словах.