– Но послушайте, – запротестовал я. – Прошло почти двадцать лет после этой истории, он, должно быть, из железа, если все еще работает. И конечно, у вас есть какая-то зацепка…
– Есть, – спокойно произнес Чартерс. – Хогенауэр предложил рассказать нам, кто такой Л.
Повисла пауза. Свет над морем приобрел бледно-фиолетовый оттенок, а скалы стали отбрасывать длинные тени. Я услышал, как часы в доме пробили четверть девятого. Лицо Чартерса стало таким же озадаченным, как и у Г. М.
– Сегодня вечером ровно неделя, как это произошло, – продолжал Чартерс, обдумывая каждое слово. – Хогенауэр пришел сюда один. Я впервые увидел его лицом к лицу с тех давних пор, когда мы держали его под наблюдением. В доме обычно находится только моя жена, секретарь и горничная, но тогда их не было. Еще иногда инспектор полиции по имени Дэниелс просматривает со мной отчеты по вечерам, но он только что ушел. Я сидел там, в своем кабинете, – Чартерс указал на комнату, которую я видел раньше, – за столом у окна, с зажженной лампой. Было очень тепло, и окно было открыто. Внезапно я оторвал взгляд от своих бумаг – и увидел за окном Хогенауэра, он стоял и смотрел на меня.
Полковник сделал паузу и взглянул на Г. М.:
– Мерривейл, это было, черт возьми, странно. Ты раньше говорил, что у меня не слишком богатое воображение. Возможно, и не слишком, я не знаю. Я не слышал, как этот человек подошел, я просто поднял глаза, и вот он там, за подоконником, вернее, не весь, а по пояс. Я узнал его в ту же секунду. Он не сильно изменился, но выглядел больным. Он был таким же, как всегда, маленьким, тихим, черты лица – четкие, но кожа на переносице походила на промасленную бумагу. Я видел людей во время приступа малярии, у них были точно такие же глаза. Он сказал: «Добрый вечер», а затем – как ни в чем не бывало – перелез через подоконник в комнату, снял шляпу и сел напротив меня. Потом произнес: «Я хочу продать вам секрет за две тысячи фунтов».
Чартерс насмешливо посмотрел на нас обоих.
– Конечно, мне пришлось притвориться, что я его не знаю. Он вежливо поправил меня и сказал: «Думаю, вы меня знаете. Однажды я написал вам письмо, в котором объяснял, почему еду в Германию. В Берлине нам были известны все, кто работал против нас в вашем отделе».
– Вздор! – фыркнул Г. М., явно уязвленный.
– Блеф, – согласился Чартерс. – И все же я не уверен, что он блефовал. Хотя, возможно, он сумасшедший, вот что пришло мне в голову. Короче говоря, он сказал мне, что Л. сейчас в Англии, и предложил рассказать, кто такой Л. и где его найти, за две тысячи фунтов. Я ответил ему, что больше не состою на службе, и спросил, почему бы ему не связаться с тобой. Он ответил, очень спокойно, что пообщаться с тобой будет стоить ему жизни, если об этом узнают. Он произнес: «Я хочу две тысячи фунтов, но я не буду рисковать ради этого жизнью». Тогда я спросил его, почему он так сильно нуждается в деньгах. И он рассказал мне о своем «изобретении» или «эксперименте». Ты уже знаешь об этом от Мерривейла… Я решил, что он сошел с ума. Чего я не могу описать, так это предельного – как бы это сказать? – предельного спокойствия человека, который сидит, сложив руки на шляпе… и глаза у него большие и неподвижные, как у плюшевого кота. Как бы то ни было, Блейк, на следующий день я отправился в Лондон на встречу с Мерривейлом. Хогенауэр не лгал; оказалось, что Л. действительно сейчас в Англии.
Чартерс замолчал и отряхнул брюки на коленях, будто желая избавиться от всего этого. Похоже, его мучила совесть.
– Хо-хо-хо, – усмехнулся Г. М., скосив глаза в сторону. – У Чартерса, похоже, ком застрял в горле и он не может произнести, Кен, что тебе предстоит сделать. Но я скажу. Тебе надо будет проникнуть в дом.
Я поставил на стол пустой стакан и посмотрел на Г. М., ощутив легкую тошноту.
– Суть вот в чем, – продолжал Г. М., сделав широкий взмах рукой. – Если Хогенауэр честен с нами, он может получить свои две тысячи фунтов. О да. Мы и раньше заключали подобные маленькие сделки, но никто никогда не рассказывает об этом полиции. Я был бы готов заплатить ему из собственного кармана. Но честен ли он? Сынок, все это ужасно подозрительно. И неправильно. Во всем этом есть что-то странное и дьявольское, чего мы не можем понять. Поэтому мы обязаны разобраться в этом. И тебе предстоит проникнуть в дом этого парня и тщательно осмотреть его бумаги, если они у него есть, и выяснить, что означают огоньки, которые с мерцанием кружатся вокруг цветочного горшка. Понял?
Чартерс откашлялся.
– Конечно, – пояснил он, – я не могу дать тебе никакой официальной санкции.
– Вот именно, – сказал я. – А что, если меня поймают? Черт возьми, завтра у меня свадьба. Почему бы вам не нанять профессионального взломщика?