Убийственные именины

"Ну, вылитая гончая…" — только поражался Даня, совершая пробег по дому вслед за кузиной, — "Добычу чует. А может, знает что-то такое? И аккуратненько подводит меня к версии, прикрывая… себя, например!" Не успел он додумать эту неприятную мысль, как вместе с Зоей оказался на кухне.

Вычищенное до блеска бывшее владение Варвары Николаевны выглядело таким печальным — словно опустевшая тронная зала, ждущая коронации нового государя. Зоя окинула помещение взглядом и кинулась… к помойному ведру.

— Йех-х! — с отвращением скривившись, пробормотал Данила, — А без рытья в помойке нельзя обойтись?

— Нет, нельзя! — отрезала Зойка, потом вдруг смилостивилась, — Ладно уж, сиди. Нашла.

— Это твоя? — быстро спросил Даня, подходя, — Ты можешь определить, твоя она или нет?

— Вроде да. У нее царапины и уголок оторван. Видимо, кто-то таблетки вытряхнул, а оболочку в ведро выкинул. Может, Лариска, когда мы с Зиной ушли? — Зоя с надеждой посмотрела на кузена.

Даня отрицательно покачал головой:

— Нет. Она бы собрала все оболочки в горсть — твои и свои, отнесла бы их к месту будущего упокоения и выпила. И все упаковочки лежали бы под кроватью, а не валялись по всему дому. Постой! — в его мозгу снова зажглась лампочка, — Упаковок было три. Зинина, из которой вы давали Ларе две "легальные" таблетки, нашлась в комнате; твоя — в ведре на кухне, неизвестно кем опустошенная; а третья где? Та, из которой Лариса якобы ничего не принимала. Как ты считаешь?

— Не знаю, — рассеянно ответила Зоя, вновь перерывая мусор, — надо поискать… здесь! Вот, вторая! В ведре лежали обе — моя и Ларкина! Только первая совсем внизу была, их специально в мусор закопали… — тут Зоя осеклась, но Даня этого в запальчивости не заметил.

— Кто-то выпотрошил их, потом сложил таблетки в ладошку и любезно угостил ими Лариску! — решил Данила, — Два вопроса: кто это был, такой галантный; и как он заставил Ларку его послушаться? — и оба хором заорали:

— Алексис!!!

Пока его друг разыгрывал следопыта, Иосиф блаженствовал на озере в Зинаидином обществе. Он уже чувствовал, как иссякает запас дозволенных удовольствий: оба они успели пару раз искупаться и позагорать, все вкусности были съедены, а разговор хромал, как опоенная лошадь. Ося понимал, что ухаживание теряет напор и яркость. Жизнь в деревне и прогулки на природе способствуют неторопливым отношениям, мыслям, словам… Желание побыстрее одержать верх, взять первый приз и сразу лететь на поиски новой победы бледнеет, из жокея превращаешься в шахматиста.

Иосиф сидел на берегу и глядел на воду — не знал, стоит ли форсировать события, да и как их форсировать? Зинаида лежала на траве, полузакрыв глаза, и улыбалась.

— Смеешься? — удивленно спросил Ося.

— Смеюсь, конечно, — ответила Зина и посмотрела на него с иронией, — У тебя очень смешное выражение лица.

— Почему это? — недоуменно поинтересовался Иосиф, — Я что, похож на роденовскую статую в Алексисовом исполнении?

— Тебя бедный папа Карло раздражает? — усмехнулась Зинаида, — А он ведь изо всех своих силенок хочет быть милым и общительным. Просто не знает, как это делается. С бабами он только и умеет, что бразильский сериал крутить! С мужиками — пить, курить и о бабах говорить. На 31 декабря еще можно сходить в баню. Вот так и живет: ни работать толком не умеет, ни думать, ни любить, — и Зина внимательно посмотрела на заскучавшего Осю.

— Слушай, я вовсе и не об этом лобзике с глазками думал! Тебе, наверное, скучно со мной. Сейчас ты еще позагораешь, а через час начнешь томиться…

— Я свое в юности уже оттомилась, дожидаясь новогодней ночи и выпускного бала. Сейчас я уже взрослая девочка и гедонистка, а с тобой просто душой отдыхаю, — тут Зинаида рассмеялась, — Если бы мы встретились в годы моей юности… То есть, если бы ты встретил меня, какой я тогда была… В общем, я запуталась, но ты понял.

— И что бы случилось?

— Ничего! Ты бы меня просто не заметил. Вот и говори о преимуществах молодости перед… зрелостью. Я в свои двадцать лет была блеклая, неинтересная, задумчивая девица…

— Ты такой была? Это больше на Зою похоже, — рассмеялся Ося, — То есть, ту Зою, которую мы все знали… до смерти Варвары.

— Да я потому ей и сочувствую, — кивнула Зина, — Для меня Зоя — родственная душа, а не "мы с тобой одной крови". Мне самой в ее годы никто не попытался жизнь облегчить, вот я и исправляю упущенное, — пожала плечами Зинаида.

— Зин, а ты часто вспоминаешь, как… — Ося запнулся, не зная, как спросить про предательство родни, не причиняя боли.

— Как я оказалась никому, в сущности, не нужна? — не дрогнув лицом, закончила его вопрос Зинаида, — Да, вспоминаю часто. Меня это взбадривает. В такой момент всегда думаю: если уж я из болота, где родилась и полжизни провела, вылезла, то из финансовой передряги точно выберусь. И еще парочку партнеров спасу. А теперь смотрю на Зою и понимаю: если б лет двадцать назад у меня тоже опора появилась! Ладно, не хочу больше! Теперь тебе стало томительно скучно? — Зина улыбалась, но глаза ее напоминали нетающие полярные льды.