— Довольно глупо? То же самое с вашим акцентом. Мне все время кажется, что с некоторого времени он стал более португальским…
— В самом деле? — задумчиво протянул маркиз.
Он курил, откинув голову назад; барон, замечтавшись, помешивал угли. Затем, искоса взглянув на гостя, сказал:
— Маркиз, не будет ли нескромностью с моей стороны…
— Прошу вас!
— Случалось ли вам любить?
— Много раз.
— Я не об этом, — почти в сердцах откликнулся барон. Он снова пристально посмотрел на огонь.
— Я хотел сказать: случалось ли вам любить…
Барон и маркиз одновременно улыбнулись.
— Настоящая любовь, маркиз, меняет
— Она может многое изменить, барон.
Маркиз пристально, почти жадно разглядывал барона, нагнувшегося к огню. Когда тот поднял голову, их взгляды встретились.
— Она меняет
Слабый свет, падавший с неба, ласкал угол шкафа, ручку севрской вазы. Снаружи в тишине донеслось мяуканье кота. Он прыгнул на оконный карниз, и в сумраке его зрачки светились двумя зелеными точками.
Маркиз стряхнул пепел с сигары, поднес к губам рюмку с малиновой водкой.
Маркиз поставил рюмку рядом с кованой подставкой для дров.
— В таком случае, — дружески сказал он, — отдайте их мне!
Лицо барона залилось краской и так напряглось, что стало почти угрожающим. Маркиз слегка развел руками, словно хотел сказать: «Не правда ли, так лучше?»
Выражение его лица было сочувственным, почти братским. По правде говоря, редко за свою жизнь маркиз де Санта-Клаус чувствовал себя таким взволнованным.
— Ну что ж! — после длительного раздумья произнес барон.
Он положил руку на закругленную верхушку одной из подставок для дров, его пальцы что-то нащупали, послышался легкий щелчок, и верхушка подставки, собранная на шарнире, разделилась на две половинки. Из открывшегося углубления барон достал бриллиант и протянул маркизу.
— Второй вы найдете в… — его голос, сначала чистый, пресекся, и он не закончил фразу.
Господин де Санта-Клаус нажал механизм второй подставки и нашел второй камень. Он положил оба бриллианта в жилетный карман, как будто это были мелкие монетки, потом допил рюмку и затянулся сигарой. Она погасла, и маркиз зажег ее от головешки.
— Видите ли, барон… — начал он.
Барон держался очень прямо. Ни один мускул его освещенного пламенем лица не дрогнул.
— Видите ли, барон, сказка… — он весело рассмеялся. — Какого черта вы жульничали?
— Жульничал?
— Ну да… Это дело так смешалось со сказкой, что я в конце концов уверился, что ключ к нему надо искать в сказке! И я стал искать «недостающую» деталь, которая нарушала бы логику волшебной сказки. Человеку не свойственно совершенство, а значит, недостаток должен был существовать. Я его нашел. Вспомните… Хрустальный башмачок. Я хочу сказать — пропавшая бальная туфелька. Я услышал эту историю от мадемуазель Катрин, потом от Корнюсса. Здесь и была подтасовка.
— Что вы хотите сказать?
— Только одно:
Барон опустил голову.
— Меня гложет совесть за то, что я явился причиной сердечного приступа, унесшего аббата Фюкса…