Убийство деда Мороза

— Вы молодчина, Каппель, но ни вы, ни я просто не сумеем вести наблюдение как следует.

Отвар был готов.

— Выпейте, господин кюре, пока горячий, а я сейчас положу вам в постель грелку.

Кюре улегся.

— Вор потерпел неудачу. Не думаю, чтобы он посмел вернуться, — сказал Каппель.

Он вышел и направился в ризницу. Там он зажег витую восковую свечку, вооружился палкой и поднялся по лестнице, которая вела в зал, где собиралось благотворительное общество. В просторном помещении было пусто. Зияли распахнутые стенные шкафы, по паркету был разбросан всякий хлам. Мутный свет выхватил из темноты кусок накидки Деда с розгами. Ризничий выглянул из окна; взгляд его пытался проникнуть сквозь тени, сгустившиеся в саду, где время от времени похрустывали сухие ветки. Затем он, вытянув шею, долго всматривался в тускло блестевшую ленту Везуза, который медленно нес свои воды к Сире. Там были Вогезы, а за ними — Мольсгейм, Росгейм, Оберне, Эльзас, родина Каппеля.

В тишине оглушительно грянули медные тарелки. И в центре городка тут же раздалась удивительная музыка. В ней можно было различить медленный и зловещий грохот большого барабана, блеяние тромбона, вопли трубы, призывы корнет-а-пистона и пронзительный, назойливый аккомпанемент флейты, будившие эхо в узких улочках.

— Очень удивлюсь, если он упустит случай, — сквозь, зубы процедил Каппель.

«Он»— это был учитель, г-н Вилар, верзила с костлявым лицом, волосами ежиком, бульдожьей челюстью и глазами, вечно налитыми кровью, что придавало ему свирепый вид.

Мортфонский духовой оркестр подходил все ближе, пробираясь по городку; во главе шел г-н Вилар, а сбоку от него шагал мальчонка с вымпелом. Оркестр состоял из шестерых музыкантов, за ними по пятам спешили шестеро мальчиков, представлявших собой мортфонскую капеллу. Они шагали, печатая шаг. Оркестр играл «Песнь отправления»:

Респуб-ли-ка, вот наша муза!Погибнуть и-ли победить… [2]

В Мортфоне учитель славился как республиканец до мозга костей и записной вольнодумец. «Песнь отправления» была его ответом на шествие в честь святого Николая, ответом мирянина церковникам. Г-н Вилар был уроженцем Живе, города, где родился композитор Мегюль. Поэтому он избрал для своих демонстраций этот гимн, обладавший для него двумя преимуществами: он был сочинен его земляком и выражал его заветные чувства. На каждом церковном празднике г-н Вилар выводил свой оркестр, и «Песнь отправления» будила эхо в улочках Мортфона.

Инструменты смолкли. Теперь за дело с усердием взялся хор. Перед церковью, на площади, где за несколько часов перед тем распевали девочки, шестеро хористов грянули во всю мочь:

Враги отчизны, трепещите!Пьянейте кровью, короли!Народ идет как победительИ не отдаст своей земли!..

Затем снова загремели тарелки, и оркестр подхватил припев:

Респуб-ли-ка, вот наша муза!Погибнуть и-ли…

Мало-помалу звуки оркестра начали удаляться и наконец стихли.

Ризничий вздохнул, задул огарок и на цыпочках прошел в церковь, где перед алтарем слабо мерцали свечи. Статуи святых в нишах напоминали живых людей, застывших в подозрительной и нагоняющей тревогу неподвижности и словно готовых к прыжку. Каппелю было не по себе от звука собственных шагов, казавшихся слишком гулкими в тишине; он так заторопился к выходу, что даже забыл преклонить колена перед алтарем.

Вернувшись в дом священника, он вскоре уже подавал ужин аббату Фуксу.

— Каппель, я подумал… Не могу я молчать после всего, что произошло. Слишком велика ответственность. И не забудьте: Рождество приближается. Завтра утром после мессы я поеду в Нанси. Я решил обо всем доложить его преосвященству.

— А чего ж! — фамильярно одобрил Каппель. — Это вы неплохо придумали. Во всяком случае, хуже не будет.

Теперь город замолк. Только в кафе «У святого Николая-батюшки» время от времени слышались раскаты смеха и гул веселых голосов. Везде кончали обедать. На столах, сквозь жалюзи, которые вспыхивали огненными бликами, светились лампы. Постепенно то одно, то другое окно гасло. Перед дверьми и в длинных коридорах, выходивших на улицу, толклись и шушукались, собравшись в кучки, какие-то тени: это были мальчишки. Один из них шепнул на ухо другому:

— В будущем году, старина, во время шествия я уже не буду одним из трех деток святого Николая.

— Да ну? А что такое?

— Хаген больше не хочет. Говорит, я стал слишком рослый. Очень уж много места занимаю в бочке. Мне-то плевать, сам понимаешь! А ты сигареты раздобыл?

— Только одну. Как бы мне ее не сломали…