Убийство к ужину

Когда они втроем вошли в зал, повисла мертвая тишина. Во время обсуждения комиссар говорил мало, предоставляя слово другим. И лишь когда Лоденбахер завел свою нескончаемую шарманку и начал поучать, что «надо зас’чить рукава», он вмешался и перешел к конкретике:

— Завтра же я должен знать о Лутценберге все. Где он скрывался в последнее время? Вероятно, ответ даст осмотр его автомобиля. Возможно, он сохранял чеки с заправок или парковок. Выясните, не получал ли он квитанции на штраф. Не пользовался ли кредитом. Кому звонил. Мне нужны все сведения, какие только можно раздобыть, вплоть до того, что он ел и когда ходил в туалет. А прежде всего я хочу получить детальный отчет о содержимом коробки, найденной в его комнате, каталогизированный и с установленными следами. К восьми утра на моем рабочем столе!

Лоденбахер, прерванный на взлете своего выступления, в замешательстве и восхищении смотрел поверх золотого полуободка очков на Клуфтингера, невозмутимо вещавшего с другого конца стола, и когда тот умолк, он осторожно спросил:

— Вы закончили? — И тон его совсем не напоминал высокомерную речь важного должностного лица, скорее мелкого служащего, который испрашивает у начальника разрешения взять слово.

Клуфтингер остался доволен, и коллеги порадовались.

— Делайте, как сказ’но, — закончил совещание Лоденбахер.

Покидая вместе с ним конференц-зал, Клуфтингер ловил на себе преисполненные уважения взгляды подчиненных.

В коридоре Лоденбахер отвел комиссара в сторонку.

— Вы ведь умеете п’ставить прессу н’место? — зашептал он. — Не с’бщайте им о вр’жде Вахтера с Лутценбергом. Прьчиной смерти д’статочно н’звать черепно-м’зговую травму, не вдавайсь в п’дробности.

Клуфтингер уже собирался согласно кивнуть и отчалить, как вдруг Лоденбахер добавил нечто несусветное:

— Как п’лагаете?

Клуфтингер оторопел: еще ни разу за два года начальник не поинтересовался его мнением. Возможно, все дело в костюме.

— Все представим в лучшем виде, — пообещал он.

— Да, ужп’старайтесь. — Интонации в голосе Лоденбахера звучали куда доверительнее, чем полчаса назад.

На прощание он хлопнул Клуфтингера по плечу и вскоре исчез из виду, а комиссар еще несколько секунд стоял открыв рот.

По дороге на ужин к родителям Клуфтингер опустил стекло. Темнело, время близилось к девяти. Дождь прекратился, в воздухе пахло мокрым асфальтом и свежескошенной травой.

Где-то между Кругцелле и Альтусридом он обратил внимание на тишину и покой, царящие в природе, хотя тяжелые дождевые облака все еще медленно ползли по небосводу. Он отрешился от всех забот и до самого родительского дома наслаждался умиротворением.

— Вай, это ты! Пришел-таки. А я уже выключила духовку и поставила клецки в холодильник. Я ведь приготовила тебе клецки с сыром, — встретила его мать знакомым потоком слов. — И с рубленым яйцом. Вчерашние-то размороженные вряд ли могли прийтись тебе по вкусу. Отец вон умял две порции и слопал весь лук, ты же знаешь, как он его любит. Давай садись и ешь салатик, а клецки я сейчас подогрею.

Тут ей бросился в глаза необычайно торжественный прикид ее сына.

— Вай, что у тебя сегодня за день? Был какой-то официальный прием?

Клуфтингер опустил растерянный взор и со смущением понял: он так и не снял черный парадный костюм.

— Да нет, ничего официального. Просто во время операции вымок под дождем да перепачкался, вот и пришлось переодеться.

— Вай, а гроза-то какая была! Ты не простудился? Ты и без носков?! А грязную одежду давай, я ее постираю. Она ведь тебе нужна? — засуетилась мать.

— Нет, нет, оставь. Эрика объяснила мне, как пользоваться машинкой. Я все постираю сам.

— Ты? Нет уж, малыш, такого я не допущу. Да ты и забудешь. Свалишь все в пакет, забудешь в машине, а пятна потом и не выведешь, знаю я тебя.

Клуфтингер снова вернулся в те времена, когда жил с родителями и мать не упускала случая наставлять и опекать его на каждом шагу. Он едва не сорвался, но взял себя в руки и мягко остановил ее:

— Мама, все в порядке. Я уже большой мальчик, справлюсь. Оставим это, ладно?

— Пожалуйста. Я только хотела тебе помочь. — Мать поджала губы, совсем как делал это он. — Ладно уж, пойдем, дам тебе отцовские носки. Оно хоть и лето, а без носков ходить не пристало.

Против носков возразить было нечего, и Клуфтингер поплелся за ней.

Через несколько минут Мария Клуфтингер уже очистила новую порцию лука, и теперь он уютно шкворчал на сковородке. Ее «малыш» занял свое любимое место у окна, на короткой стороне угловой скамьи и с аппетитом уплетал салат. Честно признаться, клецек ему не слишком-то и хотелось: во-первых, их стало слишком много в его жизни, а во-вторых, из головы никак не шли картины сегодняшнего дня. Но огорчать мать он не стал — в конце концов, она, наверное, полдня готовила его любимое кушанье, несмотря на то что ограничивала супруга в такой жирной пище, богатой холестерином, — и изобразил на лице радость. Отказ стал бы смертельной обидой.

— Ну, рассказывай, — вместо приветствия потребовал отец, входя в кухню. — Каков результат сегодня?