Убийство Халланда

Задним числом. Естественно, всегда знаешь, что следовало сказать. Но, ворвавшись к Ингер, я сперва не заметила, что у них тоже вырубилось электричество, ведь еще не совсем стемнело. Я двинулась на звук ее голоса. На кухне в подсвечнике горели четыре стеариновые свечи. Разглядев, что сидящий напротив Ингер мужчина — Брандт, я бросилась к нему, да, бросилась перед ним чуть ли не на колени, попыталась обнять его, обхватить руками, а он даже не привстал.

— Брандт! — воскликнула я.

И тотчас спохватилась, он же сказал недавно: «Теперь, когда Халланда нет, может, ты перестанешь называть меня Брандтом?»По-моему, он сказал это в машине. Но когда? Притом все ведь называли его Брандтом, включая Ингер.

Я не спрашивала: где ты пропадал? как поживаешь? что случилось?Я крикнула:

— Почему? Почему он должен был умереть? Это бессмысленно, ты помнишь, как он болел? — И разрыдалась.

Я рыдала, уткнувшись в его колени, и не сразу поняла, что он не реагирует. Ингер взяла меня за плечи, побуждая встать.

— Ты с ним поаккуратней. Он только что вернулся, он не в состоянии разговаривать. Иди сядь-ка вот сюда.

Мы сидели втроем при неровном свете, обратив друг к другу затененные лица. Я присмотрелась к Брандту: он был небрит и упорно отводил от меня глаза. Вот сейчас мне на ум пришли уместные вопросы, но едва я приготовилась их задать, как вспомнила, что выбежала из дома, не заперев дверь. Стеарин капал. Тянул сквозняк. Разве, войдя, я за собой не закрыла? А собственную входную дверь — закрыла? Меня подмывало пойти проверить.

— Когда ты вернулся? — спросила я. — Где ты был?

Он молчал, за него ответила Ингер:

— Он вернулся буквально только что, но не в состоянии говорить.

— Ты звонила в полицию?

Брандт повел головой.

— …этот мерзавец, — пробормотал он.

— Кто? — спросила я.

Он поднял руку и показал на меня.

Брандт уставился перед собой. Казалось, ему давалось с трудом каждое слово.

— Он же сказал тебе… чтоб ты пришла туда!

Я поглядела на Ингер:

—  Чтоя должна была? Куда «туда»?

Поглядела на Брандта:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты бы не… ты не мог бы…

— Мерзавец! — повторил он.

— Кто?

— Я хочу домой! — сказал он.

Ингер встала и посмотрела в окно:

— Полгорода осталось без электричества. Я провожу тебя домой, когда его дадут.

— Я поэтому и пришла, — объяснила я. — Думала, нам выключили свет, из-за того, что мы не платили. По-моему, я даже за собой не закрыла. Я схожу проверю и тут же вернусь.

На самом деле мне хотелось к себе. Брандт вел себя странно и говорил непонятные вещи. Он проводил меня глазами.

— Я не понимаю, о чем ты! — сказала я.

32

in favorem tertii: в пользу третьего лица

Юридический словарь

Дверь в дом приотворена.

Я толкаю ее, навстречу мне что-то кидается, едва не сбивает с ног и с визгом исчезает, минуя дом Брандта. Собака. Свет еще не дали.

— Кто тут? — окликаю я.

А кому здесь быть? Разве что в темноте сидит поджидает чудовище?

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

На полу в углу гостиной что-то темнеется. Откашливается.

— Эбби говорит… по тебе не видно, чтоб ты горевала.

— Она так говорит?

— Тебя бог знает где носит, ты пьешь, и танцуешь, и флиртуешь, и целуешь соседа.

— Эбби ничего такого не говорит.

— Ты опять пьешь.

— Я не пью.

— Ты не горюешь.

— Что она об этом знает!

— Ты горюешь?

— Какое твое дело?

Я атакую чудовище. Мы катаемся по полу, он оказывается наверху, я внизу, потом наоборот. В окна светит белая ночь, а здесь, на полу, темно, я вижу мельком его переносицу — и не узнаю. Мне больно. Мы что, деремся? Охнув, я касаюсь указательным пальцем его шеи, этого достаточно. Я знаю, кто он такой. Мне не страшно. Это не сон, еще немножко, и я возьму себя в руки. Я лежу, прижавшись к его спине, и гадаю, спит ли он. Я просыпаюсь — переползая через меня, он задел меня по лицу. Я проснулась, но делаю вид, что все еще сплю. Он поднимается на ноги, отходит к окну, небо слабо светлеет, но сейчас ночь. Он снова подползает ко мне, только теперь укладывается валетом. Что ему надо? Он берет мою ступню и подносит ко рту и пытается захватить пятку губами. Так и лежит, не выпуская ее изо рта, а я делаю вид, что сплю. Что ему надо?

— Уходи, — шепчу я.

Он сел, глядит на меня.

— It’s better to have loved and lost… than never to have loved at all. [45]— Голос его дрожит.

— Заткнись, — говорю я. — Уходи давай.

— Я ждал и ждал.

— Чего?

— Тебя.

— Очень жаль, — говорю я.

33