Как можно мягче она подготовила брата к тому, что ему надлежало вскоре исполнить.
Тогда Чарльз отпросился на день со службы, она уложила свою смирительную рубашку, и они вместе пошли в дом для душевнобольных, где ему предстояло оставить ее до тех пор, пока она не оправится.
Я вынесла белье во двор. Пройдя по холодному полу подсобки, ступила в сырую траву. Сияло солнце. Синел фьорд. Мир казался прозрачным и ясным, но таковым
— Эй! — крикнула я.
Они подошли поближе. Они говорили о Брандте.
— Где он сейчас? — спросила я.
— У себя и спит. Его гость уехал домой, так что он один, — сообщила Ингер. — Смотрю вчера, вдруг откуда ни возьмись — он, сидит на скамейке. По-моему, он болен.
Разумеется, болен.
— Его держали взаперти, — сказала я.
Фундер сдвинул солнечные очки на лоб. Прищурился.
— Откуда ты это знаешь? Он же ничего еще не рассказывал.
— Внизу на пристани, в старом пакгаузе, — добавила я.
— То тебе ничего не известно, то известно все.
— Это из-за того, что я его поцеловала, — сказала я.
Фундер покачал головой:
— Ты поцеловала Брандта?
— Я могу это объяснить.
Он ткнул в меня пальцем:
— Сейчас я к тебе зайду.
— Давай, — ответила я.
Трольс лежал на диване. Я принесла ему чашку кофе, села, посмотрела на него:
— Нельзя так ревновать в твоем возрасте, да еще по пустякам. Ты просто с ума сошел. Ты понимаешь, что можешь попасть в тюрьму?
Он промолчал.
— Где ты вообще обитаешь?
— Я ночую в пакгаузе, я его купил.
— Да.
— Я думала, что уже успела тебя забыть, но я же тебя насквозь вижу.
У него задергалась щека.
— Утром я взяла в постель компьютер и написала первую страницу новеллы, про тебя. Она будет называться
— Разве я чиновник?
— В своем роде — да. Лежи, не вставай, я тебе сейчас прочту.
Он закрыл глаза, щека дергалась. Я стала читать:
Было такое впечатление, что в этой постели совершено убийство.
Прежде чем покинуть комнатку, я прислонилась к дверному косяку и бросила взгляд на простыню (вещественное доказательство), выпачканную кровью и испражнениями. В тело мне вкралось чувство некоего удовлетворения. На дворе шел снег. Из дверей соседнего барака показался адвокат и заковылял по скользкой, как лед, плиточной дорожке; он поеживался, он не видел, как я помахала ему в окошко. Знал бы он только. Что в это окошко ночью проник чиновник, и до смерти напугал фрёкен Слот, и возродил меня к жизни.
Чиновником был бойкий молодой человек. Нагишом и в крови, он вышел, пошатываясь, в коридор и в поисках душа наткнулся на фрёкен Слот. У фрёкен Слот слабое сердце. Я лежала в кровавой луже и смотрела на его профиль, выступавший из полутьмы, и, закусив чистый край одеяла, смеялась сквозь слезы. Мне никогда не забыть ее крика. Или ту застенчивую решимость, с какой он вернулся, мокрый и чистый, к постели. Он совершенно не знает, кто я. И, что крайне удивительно, не стремится узнать. С другой стороны, кому как не мне известно, что, в сущности, знать почти нечего, почему я и не выставляю себя напоказ.
Я прыснула.
Повернув голову, Трольс кинул на меня обиженный взгляд.