Убийство на Аппиевой дороге

— Если ты имеешь в виду телохранителей, то учти, что каждый из них стоит куда дороже тех денег, о которых мы говорим.

— Нет, твои телохранители мне ни к чему. Я о двух рабах с твоей виллы, они ещё дети. Двое братьев, Мопс и Андрокл.

— Мальчишки с конюшни?

— Мальчики, — многозначительно протянула Семпрония. — Вот оно что. То-то Клодия говорила, что между вами ничего не было. Теперь-то я ей верю. Не удивительно, что ты не поддался на все её заигрывания, даром что она тёрлась о тебя, как кошка.

У меня с языка уже был готов сорваться ответ, но я сдержался и лишь пожал плечами.

— Могу тебе сказать, — обратился я к Фульвии, — что эти ребята заслуживают лучшего, чем проторчать весь свой век на конюшне. Ты знаешь, что это они спасли твоего сына, когда Милон со своими людьми заявились к вам на виллу?

— Спасли? Чем? Тем, что случайно оказались в это время там, где их никто не мог найти, и у них хватило ума сидеть тихо и не высовываться?

— Это тебе твой сын так сказал? Видать, ни ты, ни он не цените этих ребят по заслугам.

— Это всего лишь мальчишки с конюшни, Гордиан.

— Пусть так; но они смышленее и находчивее, чем любой из твоих рабов.

Фульвия подняла бровь.

— Будь по-твоему, Гордиан. Если ты непременно хочешь получить мальчиков в счёт вознаграждения, они твои.

— Договорились. Ты хочешь знать, что мне удалось выяснить?

— Да.

— Марк Антоний непричастен к убийству твоего мужа.

— Это точно?

— Уверен.

— Ты уверен?

— И только? — пренебрежительно спросила Семпрония, а Фульвия принялась беспокойно расхаживать из угла в угол.

— Что ещё я могу тебе сказать? Уверенность вообще довольно странная вещь. Как заметил Аристотель, в большинстве случаев невозможно доказать, что этого не было. Я спрашивал каждого, с кем говорил на Аппиевой дороге. Я спрашивал себя все сорок дней, пока сидел в той яме. Я спросил об этом самого Марка Антония, когда мы случайно встретились в Равенне. В Рим мы возвращались вместе, и все четыре дня, что мы были в дороге, я приглядывался к нему, чтобы понять, что он за человек, и вот что я понял: какие бы чувства ни питал к тебе Антоний, к убийству твоего мужа он непричастен.

— Негодяй и тебе задурил голову, — сказала Семпрония с отвращением. Фульвия прекратила расхаживать перед окнами и устремила на неё твёрдый взгляд.

— Оставь нас, сама.

Семпрония величественно поднялась, нарочито неторопливо собрала своё одеяло и царственно проследовала к выходу, не удостоив меня взглядом.

С уходом матери в Фульвии произошла неуловимая перемена. Теперь передо мной стояла просто усталая молодая женщина.

— Ты уверен, Сыщик?

— Антоний невиновен — по крайней мере, к убийству твоего мужа он не имеет никакого отношения.

Фульвия улыбнулась сквозь слёзы. Что чувствовала она в этот миг — она, привыкшая всегда держать свои эмоции в узде, скрывая их от окружающих?

— Значит, ещё не всё потеряно. И для меня ещё возможно будущее.

— С Антонием? Но ведь он женат — на своей родственнице. Или он собирается развестись?

— Нет, это невозможно. Развод погубит его. Он предложил, чтобы я вышла за Куриона.

— За друга его юности?

— За возлюбленного его юности. Можешь говорить прямо. Для меня они, как древние герои, Ахиллес и Патрокл.

— И тебя устроит роль Брисеиды?

Фульвия не оскорбилась — она просто не поняла. Похоже, вдова Клодия не отличалась начитанностью.

— Ты так скоро собираешься замуж?

— Мы с Курионом выждем приличествующий срок.

— Но ведь…

— А почему, собственно, нет? Нас связывает то, что мы оба любим Антония — всегда любили. А Антоний любит нас больше всех на свете. Уж всяко больше, чем эту свою Антонию.

— Но Клодий…

— Клодий мёртв, — жёстко сказала Фульвия. — А Антоний жив. И Курион жив — и неженат. Я позабочусь, чтобы убийца моего мужа получил сполна. Но я должна думать о будущем. Кто знает, что нас ждёт? — Улыбка исчезла с её лица, а вместе с ней и слёзы. — Ты хочешь получить плату сейчас?

— Да, благодарю.

— Я велю принести деньги. А мальчики?

— Я заберу их, как только смогу за ними съездить.

Я покинул дом Фульвии в наилучшем расположении духа. Деньги приятно отягощали кошель; я снова был в своей стихии, в городе, где меня знали и нуждались во мне; я был доволен, что мне пришло в голову выпросить у Фульвии Мопса и Андрокла — словом, я был весьма доволен собой.

Моё приподнятое настроение улетучилось, едва я шагнул за порог.

Носилок перед домом не было. Меня ждал давешний красивый, надменный раб вместе с отрядом телохранителей.

— Надеюсь, ты не обидишься на то, что тебе придётся возвращаться пешком, — он только что не ухмылялся мне в лицо.

— А где же Клодия?

— Она вспомнила о более важном деле.

— Но она просила меня кое-что рассказать ей.

— Ну, видимо, она решила, что это для неё не так уж важно. — В голосе раба зазвучали покровительственные интонации. — Может, пойдём? Или тебе трудно идти? Послать кого-нибудь за наёмными носилками?