Убийство на Аппиевой дороге

— А ты уверен, что это правда? — прокричал тот же голос. — Как это так, что за всё это время вы, клодиане, не могли найти ни единого свидетеля, а теперь вдруг находите аж пятерых! Они, видите ли, случайно проходили мимо и поэтому видели всё своими глазами! Их, видите ли, держали в плену, поэтому они не могли объявиться раньше! Что-то плохо верится. Чем они докажут, что Милон держал их в плену?

Один из молчавших до сих пор товарищей Филемона подбежал к краю платформы.

— Хочешь доказательств? — прокричал он, потрясая кулаком. — Так я докажу, что в твоих жилах течёт кровь!

Обстановка стала накаляться. В толпе то тут, то там вспыхивали перепалки. Я бросил тревожный взгляд на солдат. Показалось ли мне, или они действительно подошли на несколько шагов ближе? У меня не было ни малейшего желания ждать, чем всё это кончится. Я потянул Эко за руку, он согласно кивнул, и мы стали выбираться из толпы.

— Вот мы и узнали, что это были за пленники, — сказал Эко, когда мы уже сидели в моём кабинете.

— Да. Вовсе не люди Клодия. Всего лишь мирные путники, которые мирно шли по своим делам и оказались в неподходящее время в неподходящем месте.

— Понятное дело, Евдам и Биррия не дали им уйти, — задумчиво сказал Эко. — Я другого не пойму: почему они не прикончили их там же, вместе со всеми? С чего вдруг они стали так осторожничать?

— Э, не скажи, — ответил я. — В тот день самодеятельность Евдама и Биррии уже навлекла на них хозяйский гнев. Кто знает, что за люди эти пятеро? А может, у них могущественный, влиятельный патрон, которому не понравится, если его людей перережут, как цыплят? Ничего удивительного, что Милон счёл за лучшее просто держать их взаперти, пока буря не уляжется. А буря, вместо того чтобы утихать, лишь усиливалась. Ты сам слышал, что сказал этот Филемон: как раз перед тем, как они сбежали, Милон решил с ними покончить. Вероятно, какой-нибудь раб с виллы Милона пожалел их и помог им выбраться.

— В толпе многие им не поверили. Звучит больно уж неправдоподобно.

— Только не для нас с тобой, верно?

На следующий день реформы, предложенные Помпеем месяц назад, были официально одобрены голосованием сената. В тот же день Аппий Клавдий подал в суд на Тита Анния Милона, обвиняя его в убийстве своего дяди, Публия Клодия. Согласно новым законам, обвинению и защите давалось десять дней на подготовку к суду. Рим замер в ожидании.

Если Милона признают виновным, он будет приговорён к пожизненному изгнанию и конфискации имущества. С ним будет покончено раз и навсегда, и ничто ему уже не поможет.

А если Милона оправдают? Что тогда?

Ясно одно: оправдание Милона вызовет новую волну беспорядков. Погромы, поджоги, убийства. Кровь рекой. И даже Помпею с его войском будет не под силу остановить эту волну.

Но разве Милона могут оправдать? Здравый смыл, благоразумие, да в конце концов, элементарное понятие справедливости подсказывали, что оправдательный приговор невозможен. Вот только…

Вот только защищать Милона на суде будет Цицерон. А я на собственном долгом и порою горьком опыте убедился, что для Цицерона в роли адвоката нет ничего невозможного.

Глава 30

Суд над Титом Аннием Милоном начался утром четвёртого дня месяца апреля в обширном внутреннем дворе храма Либерты. На особом возвышении восседал председатель суда — бывший консул Луций Домиций Агенобарб, известный своей жёсткостью и консервативностью. Кандидатуру его выбрал лично Помпей, из чистой формальности представив на одобрение комиций. На скамьях, расположенных на возвышениях по обе стороны, сидели триста шестьдесят кандидатов в судьи из числа сенаторов и наиболее состоятельных граждан. Именно из них надлежало выбрать по жребию судей числом восемьдесят один.

Милон со своими адвокатами, Цицероном и Марком Клавдием Марцеллом, сидели на скамьях лицом к председателю; при каждом был его секретарь. На других скамьях, также лицом к председателю, сидели представители обвинения — племянник Клодия Аппий Клавдий, Публий Валерий Непот, а также Марк Антоний. Кроме того, присутствовали множество судебных чиновников и целая армия секретарей, готовых записывать происходящее с помощью изобретённой Тироном скорописи.

Зрители толпились на входе. Наиболее предусмотрительные заранее прислали своих рабов занять места. Мы с Эко, наученные долгим опытом, сумели занять два отличных места в десятом ряду, прислав Давуса и ещё одного телохранителя. Они пришли сюда ещё затемно, захватив с собою складные стулья, и дремали на них до нашего прихода. Те же, кто запоздал, и те, у кого не было ни стульев, ни рабов, втискивались в любое свободное пространство.

Помпея нигде не было видно; точно так же, как и его солдат, расставленных повсюду, но не во дворе храма Либерты. Ввести солдат в римский суд не осмелился даже Помпей. Впрочем, нужда в том будет вряд ли: даже клодиане не осмелятся нарушить заседание суда. Одно дело — политическое сборище; и совсем другое — суд, наиболее священное из римских установлений, краеугольный камень нашей справедливости.