Убийство на Аппиевой дороге

— Понимаю, — отозвался я и про себя отметил, что её старшая сестра была совершенно права: вдова просто не смогла бы выступить свидетельницей. Даже сейчас она вся дрожала. О том, чтобы она свидетельствовала в разгорячённой атмосфере суда, когда у самого Цицерона язык одеревенел, не могло быть и речи.

Она глянула вниз.

— Даже сейчас, когда мне приходится спускаться по лестнице, я всякий раз боюсь найти его внизу, как тогда.

— Твоего мужа?

— Да. Лежащего в крови…

— Тебе помочь сойти вниз?

— Не сейчас. Я пока не хочу спускаться.

— Сходить за твоей сестрой или её мужем?

— Нет! — Это прозвучало с внезапной яростью. — Думаю, они сыты мною по горло. А уж меня от них просто тошнит. Как они быстренько перебрались сюда, всё забрали в свои руки — о, конечно, ради моего малыша, чтобы сохранить для него харчевню, чтобы она не пришла в упадок, пока он подрастёт. А пока что они здесь всем распоряжаются, как будто всё это принадлежит им, а Марка никогда не было. Они даже имени его никогда не произносят, чтобы не огорчать меня. О, если бы только всё могло стать как раньше! Будь прокляты и Клодий, и Милон! Будь прокляты боги!

Я думал, она расплачется, но глаза её оставались сухими. Она выпрямилась и перевела дыхание.

— Что ты хочешь знать?

— А ты можешь говорить об этом?

— Спроси меня и увидишь.

Я выглянул в окно. Давус и мальчики уже успели отвести лошадей в конюшню и теперь все трое с хохотом гоняли кожаный мяч. Давус смеялся, как мальчишка. Интересно, что за отец из него получится?

Я оторвал взгляд от окна и обернулся к вдове. Собственно, что мне ещё требовалось узнать? Все детали легли на место, все события того дня были полностью восстановлены, задокументированы должным образом и представлены на рассмотрение суда. Суд вник в обстоятельства дела и вынес своё решение; показания вдовы даже не понадобились. Вроде бы ни к чему ворошить прошлое; и всё же…

— Что ты увидела, когда решилась выглянуть в окно?

Она опустила глаза.

— Мёртвых. Кровь. Сенатора с дочерью. Их свиту. Их носилки.

— А Евдама и Биррию? Других людей Милона?

— Их я не видела. Они все куда-то подевались. Не знаю, куда.

— Ну, да; они гонялись по лесу за человеком по имени Филемон и его друзьями, которых угораздило как раз тогда заявиться в Бовиллы и угодить в гущу событий.

— В самом деле? Я об этом не слыхала.

— Сестра не рассказала тебе? Филемон тоже давал показания в суде.

— Нет, она ничего не говорила. Наверно, не хотела лишний раз напоминать мне. Что ты ещё хочешь знать? — Лицо её приняло выражение мрачной решимости, какое бывает у человека, решившегося покончить с чем-то неприятным раз и навсегда.

— Значит, ты выглянула, увидела Тедия с дочерью, их носилки и свиту. А Клодия?

— Да. И Клодия. Они склонились над ним.

— А как ты узнала, что это Клодий?

Она пожала плечами.

— Что значит, как узнала? В лицо.

— То есть, он лежал лицом вверх?

— Да. Лежал на спине и смотрел на них.

Я почувствовал, как по спине прошёл озноб.

— Как ты сказала?

— Я сказала, что Клодий лежал на спине и смотрел на сенатора с дочерью.

— Как это «смотрел»? У него что, глаза остались открытыми?

— Обыкновенно смотрел. Сенатор и его дочь стояли над ним, а он смотрел на низ снизу вверх. Они ему что-то говорили. Он ответил. Потом они помогли ему подняться и сесть в носилки.

— Он был жив, — медленно сказал я.

— Да. Чуть живой. Так мне показалось.

Я выглянул на дорогу, пытаясь представить эту сцену. Мог ли у вдовы от горя помутиться рассудок?

— Но со слов твоей сестры я так понял, что Клодий был уже мёртв, когда Тедий нашёл его на дороге. И на суде она говорила то же самое: как ты видела, что Тедий и его дочь взяли Клодия в свои носилки; но ни слова не сказала о том, что тогда он был ещё жив. — Я умолк, пытаясь точно припомнить её слова.

— Он был ещё жив, — сказала вдова. — Должно быть, моя сестра неправильно меня поняла. И то сказать: я же была как в бреду.

— Да, похоже, вы с сестрой не до конца поняли друг друга. Но ведь и сенатор давал показания на суде. И тоже ни словом не обмолвился, что когда он нашёл Клодия, тот был ещё жив.

— Он был жив. Весь изранен и еле держался на ногах — им пришлось поддерживать его с двух сторон, чтобы он мог сесть в носилки — но жив. Если только мёртвые не способны ходить и разговаривать, Клодий был жив! А мой Марк лежал возле лестницы мёртвый! Зачем ты меня мучаешь?

Она разрыдалась, сорвалась с места и сбежала вниз.

Я остался у окна, уставившись на пустую дорогу, будто мой взгляд мог призвать лемуров погибших и заставить их заново повторить последние мгновения их жизни.

Но такой власти не дано смертному.

Глава 35

Солнце уже садилось, когда мы подъехали к вилле сенатора Тедия. Я зверски проголодался и к тому же здорово устал после нескольких часов езды верхом. Оставив мальчиков присматривать за лошадьми, я отправил Давуса вперёд постучать в дверь.

Пришлось долго ждать, пока нам откроют; потом ещё дольше, пока привратник доложит обо мне хозяину; но наконец он вернулся и сказал, что его господин приглашает меня войти.