Мальчики узнали нас сразу же. Появление Давуса, «этого здоровенного слона», как назвал его Мопс, вообще привело их в полный восторг. Весть о том, что они теперь принадлежат не госпоже Фульвии, а мне, ребята встретили с удивлением; но на коня сели с готовностью. Мы тронулись в путь, и тут, сообразив, что они расстаются с охранниками виллы навсегда, Мопс обернулся, сунул в рот большой палец и щёлкнул языком в адрес остающихся на вилле рабов.
— Счастливо оставаться, пьянчуги никчёмные!
Андрокл повторил жест старшего брата, и мальчики отпустили несколько замечаний, касающихся телесных отправлений остающихся. Те, стоявшие у дороги и глазевшие на наш отъезд, прикинулись разъярёнными и сделали вид, что выискивают подходящие камни; некоторые, впрочем, вполне добродушно смеялись.
Как это я охарактеризовал Бетесде своё приобретение? «Ребята бойкие, проворные и сообразительные. Они внесут в наш дом новую жизнь». Тогда я ещё не подозревал, что новая жизнь уже внесена в наш дом — стараниями Дианы и Давуса. И не сомневался, что если уж Бетесда сумела вымуштровать охранников Помпея, то с двумя мальчишками она справится без особого труда.
Теперь я уже не был так в этом уверен.
Давус наконец-то перестал нервничать и заметно приободрился. Присутствие мальчиков явно придало ему уверенности: не стану же я убивать его на глазах у детей.
Ближе к вечеру мы вернулись в Бовиллы, не ища ничего, кроме сытной трапезы и достаточно чистого места для сна. Я рассчитывал лечь спать пораньше, чтобы завтра выехать с рассветом.
Сперва мне показалось, что хозяйка сильно похудела и умудрилась каким-то образом изменить цвет волос; но потом я понял, что это просто другая женщина. Похожая на ту, что встречала нас в прошлый раз, но моложе и миловиднее. Она бы даже была красивой, если бы не выглядела такой измученной. Я сказал ей, что мы хотим переночевать.
— А, ранние гости. — Она слабо улыбнулась. — Вам повезло; вы приехали первые. Так что можете выбирать.
— А что, богатый выбор?
— Вообще-то не особенно. У нас только одна комната для постояльцев. Но некоторые предпочитают спать у стены, а некоторые — наоборот, ближе к окнам и двери. Пойдёмте, я вам покажу комнату, а потом вы сможете взять свои вещи и поставить на занятые кровати.
Мы последовали за ней наверх. Верхний этаж оказался именно таким, каким я себе и представлял: одна большая комната с несколькими маленькими оконцами и койками.
— Отлично, — сказал я. — Давус, отведи с ребятами лошадей в конюшню, присмотри, чтобы им задали корм.
Давус тяжело затопал вниз; Мопс и Андрокл, проскользнув мимо него, наперегонки промчались по ступенькам. Женщина проводила их долгим взглядом.
— Мальчишки, — грустно улыбнулась она. — У меня у самой сын, но он ещё совсем маленький. Вы тут устраивайтесь, а я пока…
— Ты, верно, отсюда тогда смотрела, — сказал я, шагнув к окну с открытыми ставнями и выглянув наружу.
— Когда — тогда?
— Потом, когда всё кончилось, и ты решилась вылезти из-под кучи одеял. Твоя сестра рассказала мне, что ты выглянула в окно и увидела, что никого уже нет, кроме сенатора Тедия — он, должно быть, как раз подъехал в своих носилках. — Я смотрел в окно, представляя себя, что она тогда видела: убитых и лужи крови, носилки и свиту, и Секста Тедия с дочерью, стоящих над мёртвым Клодием.
— Кто ты? — Голос её дрожал.
— Меня зовут Гордиан. Я побывал здесь в феврале по поручению Фульвии, вдовы Клодия, и разговаривал с твоей сестрой. Она рассказала мне то, что узнала от тебя — про сражение между Клодием и Милоном. Ты ведь вдова здешнего хозяина?
— Да. Сестра мне говорила про тебя, — сказала она уже спокойнее. — И про того красивого юношу, твоего телохранителя. Это ведь он с тобой?
— Да. — Я невольно улыбнулся. — Я помню, он пришёлся ей по сердцу. Похоже, не ей одной.
— А кому ещё?
— Это я так, не обращай внимания. А ты на самом деле уехала тогда в Регий к тёте?
Она бросила на меня быстрый взгляд.
— Нет. Но мы решили всем говорить, что я уехала. На всякий случай.
— Значит, твоя сестра говорила неправду, когда сказала, что я не смогу с тобой поговорить.
— Я долго не могла прийти в себя. Моя сестра хотела уберечь меня от лишних потрясений. Если она сказала тебе, что ты не можешь со мной поговорить, она сказала правду.
— Я хотел спросить тебя, что ты тогда видела…
— Многие хотели. Моя сестра всем говорила, что я уехала. Она сама не боялась выступить на суде — кто-то же должен вывести Милона на чистую воду, сказала она. Но меня она защищала, как могла.
— Но суд закончен, и ты снова здесь. Так сказать, вернулась. Из Регия.
— Да. Вернулась. — Вдова снова слабо улыбнулась. — Хорошо снова быть здесь. Снова работать. Мне всегда это нравилось. Прежде мы с Марком…
— А в тот день…
Она покачала головой.
— Я всё ещё не могу об этом говорить.
— Совсем не можешь?
Она ухватилась за перила и несколько раз судорожно вдохнула.
— Я никогда об этом не говорю. Только один раз — когда рассказала всё своей сестре. Больше никогда ни она, ни я об этом не говорили. Просто не можем.