Убийство на Аппиевой дороге

— Скорее, противник Клодия. И больше разозлён сожжением Порциевой базилики, чем Гостилиевой курии.

Эко кивнул.

— На сторону Милона его привлекает то, что Милон спас Лепида.

— Должно быть, надеется, что кто-то сделает для него то же самое, если толпа нападёт на его дом.

— По-твоему, он думает, что Милон — это тот, кто ему нужен?

— Может, он затем и пришёл сюда, чтобы определиться.

Большинство же собравшихся, судя по одежде, отличались куда более скромным достатком — лавочники, ремесленники, а то и просто свободнорожденные работники чужих мастерских. Один такой стоял совсем рядом — хмурого вида человек в явно поношенной тоге, сопровождаемый одним-единственным рабом.

— Похоже, в случае чего этому терять меньше, чем нашему гипотетическому банкиру.

— В случае чего, у него и останется меньше. Пожар в его инсуле сделает его нищим.

— Ну, голодать-то ему не придётся. Стараниями Клодия ему гарантирован кусок хлеба.

— Такие люди ждут от государства не столько дарового хлеба, сколько порядка и стабильности. В стабильности и порядке он заинтересован не меньше нашего гипотетического банкира.

— Думаешь, он за этим сюда пришёл? За стабильностью и порядком?

— В конце концов, почему бы и нет?

— А вот мы сейчас узнаем. — И потянув меня за руку, Эко направился к объекту нашего спора — к вящему изумлению наших телохранителей, вынужденных с трудом пробиваться за нами.

— Гражданин, — обратился к нему Эко, — мы, кажется, знакомы?

Человек внимательно посмотрел на него.

— Нет, не думаю.

— А мне кажется, вечерами мы сиживаем в одной таверне.

— В «Трёх дельфинах»?

— Да. Уютное местечко. Помнится, как-то раз мы славно подшутили над тем странным малым, что там работает.

— Гай его зовут. — Хмурое лицо прояснилось. — Да уж, он парень с придурью.

— Ну и, конечно… — Эко поднёс ладони к груди, изображая пышные женский бюст.

— Дочка трактирщика. — Человек широко ухмыльнулся. — Младшенькая. Про которую отец думает, что она всё ещё девственница.

Эко тихонько толкнул меня ногой. Рыбка была на крючке. Расположить к себе незнакомца — трюк, которому Эко научился у меня, и теперь любит прихвастнуть перед наставником своим умением. Я заметил, как он бросил быстрый взгляд на руки с загрубевшими, потрескавшимися пальцами и въевшейся под ногти красной краской.

— А ты всё ещё работаешь в красильне?

— А где же ещё? Мою и крашу, мою и крашу, изо дня в день, вот уже двадцать лет — в старой красильне на улице Суконщиков.

— А это правда?

— Что правда?

— Ну, что говорят? — Эко заговорщически понизил голос. — Сколько люди Милона тебе заплатили?

Суконщик колебался. Он посмотрел на Эко, потом бросил недоверчивый взгляд на меня.

— Этого не бойся, — успокоил его Эко. — Он мой старый приятель. И немой к тому же.

Я незаметно пнул Эко ногой. То была наша старая шутка — это Эко когда-то был немым, а не я. Теперь же мой приёмный сын лишил меня возможности вставить хоть слово.

— Так сколько тебе заплатили?

— Думаю, столько же, сколько всем.

— А всё-таки?

— По мне, так вполне достаточно. — Красильщик хлопнул по спрятанному в складках тоги кошельку, издавшему приглушённый звяк. — Обещали ещё больше, если проголосую за него на выборах. А тебе?

— Сотню сестерциев.

— Что? Сотню? А мне лишь половину!

— Сотню на двоих. — Эко кивнул на меня.

— А, тогда ладно, — успокоился было красильщик, но тут же снова нахмурился. — Но если он немой и даже кричать в поддержку не может, зачем платить ему столько же, сколько…

— Так-то оно так, но сам посуди: у каждого из нас по двое рабов, а они ребята крепкие и горластые; лёгкие у них — будь здоров. А у тебя лишь один раб. Так что даже при том, что мой друг немой, получается, что у нас пять голосов, а у тебя только два.

— Ну, разве что так.

— А как тебе вообще всё это? — Эко жестом обвёл Форум и тяжело вздохнул — дескать, до чего дошло.

— Да как всегда, разве что ещё хуже. — Суконщик передёрнул плечами. — Раньше очерняли, теперь стали просто убивать. Пусть бы уже перебили друг друга, а то от них одни несчастья. Эти великие как друг с другом сцепятся — жди беды.

Эко понимающе кивнул.

— Выходит, ты не очень-то высокого мнения о Милоне?

Собеседник презрительно хмыкнул.

— Скажешь тоже, высокого! Положим, он чуть получше некоторых, иначе меня бы здесь не было. Вот на контио, созванное клодианами, я бы ни за какие деньги не пошёл. Этот Клодий был похотливее мартовского кота! С сестрой родной трахался! А ещё про него говорят, что юнцом он спал со стариками за деньги. Не зря же про него поют: «Сперва отдался сам, а после брал сестру». Ещё я слыхал…

— И всё-таки это Клодий провёл закон о бесплатной раздаче хлеба для римских граждан.