Убийство на Аппиевой дороге

— Воздержись от тонких намёков, и тогда я тоже постараюсь говорить с тобой по возможности прямо. Но я слишком увлеклась разговором о вещах, которые более интересны мне, нежели вам. Простите, что не предлагаю вам ни еды, ни питья — весталке не подобает угощать мужчин. Мы также останемся стоять, все трое. Но наша свидетельница может сесть. — Она кивнула рабыне и та уселась на табурет в углу. — Ты говорил, что у тебя ко мне дело.

— Да, и я благодарю тебя за то, что уважила мою просьбу…

— Давайте покончим с этим как можно скорее. Чем меньше времени вы проведёте в этих стенах, тем будет лучше. Я уверена, что вы оба меня понимаете.

— Постараюсь не занимать твоего времени. Я слышал, что спустя очень короткое время после того, как Клодий был убит в Бовиллах, к вам явилась посетительница.

Весталка бросила на меня быстрый взгляд, но ничего не ответила.

— Насколько мне известно, — продолжал я, — посетительница пожелала сделать подношение.

— Кто сказал тебе?

— Меня просили не называть имени.

— Ты желаешь сохранить свой секрет и при этом думаешь, что я стану разглашать то, что имеет отношение лишь к нашему ордену?

— Старшая жрица, я никогда бы не стал просить тебя выдать того, кто тебе доверился. Если моя просьба неподобающа, я прошу прощения.

Мгновение она молча смотрела на меня.

— Поскольку ты однажды помог одной из наших сестёр, я скажу тебе то, что ты хочешь узнать. Верно, в тот вечер сюда приходила женщина.

— В котором часу?

— Уже после захода солнца. Начинались сумерки.

— И кто же это был?

— Этого я сказать тебе не могу — не потому, что не хочу выдавать её, а потому, что не знаю. В тот день было холодно; она носила плащ с капюшоном, скрывавшим её лицо. К тому же, как я уже сказала, уже смеркалось.

— Но голос её ты слышала?

— Она говорила медленно, низким голосом и очень тихо, почти шёпотом.

— Как будто пыталась скрыть голос так же, как и лицо?

— У меня мелькнула такая мысль.

— Что ей было нужно?

— Она рассказала, что случилась битва между людьми Клодия и людьми Милона; что Милон жив и невредим, а Клодий мёртв.

— Значит, она только рассказала, что произошло?

— Нет; она ещё передала мне подношение — чрезвычайно щедрое, должна заметить; и попросила вознести за неё молитву Весте.

— Молитву?

— Да, благодарственную молитву.

— За спасение Милона?

— Просьбу свою она выразила по-другому. — Старшая весталка опустила взгляд. — Она хотела возблагодарить богиню за то, что Клодий убит.

— А тебе не показалось странным благодарить богиню за то, что кого-то убили?

— Это достаточно необычно, но ничего запретного тут нет. Некоторые смерти радуют богов.

— Ты приняла её подношение?

— Да.

— И вознесла благодарственную молитву?

— Да. И богиня приняла её ничуть не менее благосклонно, чем любую другую молитву.

Я попытался точно припомнить слова Фелиции. «Спроси о даре, который был предложен и отвергнут».

— Значит, ты приняла её дар.

— Конечно же, приняла. Будь мы достаточно состоятельными, чтобы позволять себе отклонять подобные дары, мы заплатили бы за то, чтобы нам выстроили хороший новый дом, когда Клодий отобрал у нас старый.

— А не было чего-нибудь, что она предлагала, а ты отклонила?

Старшая весталка бросила на меня настороженный взгляд.

— Если ты и так знаешь, зачем спрашиваешь?

— Чтобы узнать то, чего не знаю.

Она ответила не сразу.

— Верно, было. Золотое кольцо Клодия, снятое с убитого. Она представила его как доказательство его смерти и предложила как подношение богине. Доказательство я сочла надёжным, подношение отклонила, поскольку кольцо вряд ли может служить платой. Я сказала той женщине, что будет лучше, если она отблагодарит богиню монетами.

— А где это кольцо теперь?

— Осталось у той женщины. Больше мне ничего не известно. А теперь, думаю…

— Ещё только два вопроса, прошу тебя.

— Хорошо. Первый?

— Ты знакома с женой Милона, Фаустой Корнелией? Могла бы ты узнать её в лицо или по голосу?

Она улыбнулась очевидности моего вопроса.

— Может, и смогла бы; а может, и нет. Мне по должности довольно часто доводится встречаться с жёнами сенаторов и тех, кто занимает важные магистратуры. Узнать её среди множества людей я, пожалуй, не смогла бы, хоть она и показалась бы знакомой. Лицом к лицу я бы её узнала; но только если она не станет надвигать низко капюшон и говорить шёпотом. И последний вопрос?

— Что ты знаешь про Марка Антония?

Она рассмеялась.

— Твой первый вопрос такой очевидный, второй — такой непонятный. Мы что, уже говорим о чём-то совершено другом?

— Поверь, у меня есть причины спрашивать.

— Марк Антоний? — она покачала головой. — Сын того Антония, который не сумел справиться с пиратами?

— Он самый.

— А разве он сейчас не в Галлии? В сущности, я о нём ничего не знаю.

— Похоже, в сущности о нём никто ничего не знает. Старшая жрица, благодарю тебя за то, что уделила мне время.

— Не за что, — мягко сказала она. — Люди должны помнить прошлое и былые услуги.

— Да, верно. И помнили бы ещё лучше, если бы меньше страшились будущего.

Глава 19

— Да уж, женщина-загадка, — задумчиво произнёс Эко, когда мы, снова сев в сёдла, выехали со двора.

— Кто, старшая весталка?